Законы отцов наших

Туроу Скотт

— По-моему, в декабре, ну и, значит, я подступаю к нему и говорю: «Мать твою, начальник, ты уже на пятки наступаешь, все дерьмо тут истоптал. Я вижу тебя чаще, чем свой член». А он мне в ответ: «Понимаешь, Кор, у наших ребят твоя Башня-IV пользуется не шибко хорошей славой; им не очень-то хочется получить ненароком пулю в задницу или кирпичом по башке, а мне, мол, все равно». Так он гонит мне фуфло, значит. Ну, вот он и толкнул своему боссу, или кому там, идею, мол, отдайте всю эту шваль мне. Я их всех беру на себя. А ваши, стало быть, рады стараться.

— Именно так он и сказал? То есть он сказал коллегам, что возьмет дела, потому что не боится ходить в Четвертую Башню?

—

Угу. У него под крылом оказались Шустрила, Таракан, Колдун, Костлявый и Обжора.

Вместе — Томми и Хардкор — пытаются с ограниченным успехом вспомнить имена остальных членов шайки, за которыми надзирал Нил.

— Что за хрень? — удивляется сам себе Хардкор. — Ну полный шиздец, никак не вспомню еще одного придурка.

Когда Томми решает, что пора переходить к следующему вопросу, Хардкор испускает вздох облегчения.

Сейчас, когда Хардкор находится довольно близко от меня, во всяком случае, ближе, чем раньше, я могу лучше рассмотреть его черты. Разумеется, он не ребенок. Ему нет еще и сорока, однако все следы молодости уже исчезли. Непроницаемое, мрачное лицо с широкими черными слезящимися глазами, которые двигаются медленно. С этого лица не сходит дерзкий, вызывающий взгляд. Таких заключенных, как он, тюремные надзиратели, как правило, опасаются — и не без причин. Когда Хардкор поднимает руку, чтобы почесать щеку, я замечаю, что у него отросли длинные ногти, кончики которых окрашены в янтарный цвет. Это вносит в представление о Хардкоре элемент неординарности и даже непредсказуемости.

— И когда к Нилу перешли дела всех этих поднадзорных, как часто он стал появляться в Башне?

— Почти каждый день. Редко, когда его не бывало.

— Понятно. Каков был характер ваших отношений?

— Он не прижимал нас, нет, но я знаю таких чудиков. Хладнокровный, спокойный. Ему все до балды. Он просто ошивался там большую часть времени.

— Как следует правильно понимать — ошивался?

— Да очень просто. Кантовался по подъездам, болтая с бродягами, проститутками, слушал, как они несут всякую ахинею. Короче, забавлялся. Ни к кому не приставал, и его тоже никто не трогал.

— Он требовал от вас заполнения ежемесячных пробационных отчетов?

Хардкор улыбается и делает ленивый жест рукой. Это означает, что на его памяти такого не было.

— За время знакомства с Нилом вам приходилось встречаться с другими членами его семьи?

— Угу, — отвечает Хардкор.

— И с кем же?

— Я познакомился с его папашей.

— Сенатором Лойеллом Эдгаром?

— Лойеллом, хо? У него такое имя? — Хардкор втягивает щеки. — Странные люди, эти белые. Не могут имени человеческого себе выбрать.

— При каких обстоятельствах эта встреча имела место?

— Ну, вообще-то в двух словах не расскажешь, это целая история.

Хардкор смеется и усаживается в свидетельском кресле поудобнее, привалившись к спинке и вытянув ноги вперед. Затем приступает к рассказу:

— Так вот, приятель, как-то раз сидим мы, значит, ну, на скамейке возле Башни. И я, стало быть, травлю разные байки Нилу. Понятное дело, надо же быть в хороших отношениях со своим пробационным инспектором, верно? Ну и дальше, сидим, значит, болтаем, и вдруг взбрело мне в голову пожаловаться. Говорю я ему, мол, эти ребята в УИУ — Управлении исправительных учреждений — совсем оборзели, они, мать их так, не по понятиям обращаются с нашим братишкой Кан-Элем. Дважды отказывали ему в условно-досрочном освобождении, а он уже отбарабанил положенный срок, против этого никак не попрешь. А они внаглую наплевали на свои же законы, потому что знают, что он в самом верху «УЧС» кантуется и братва его уважает. А в тюряге за ним ничего не числится. Никто

про него худого слова не скажет, даже если бы он что и сделал. Вам понятно, о чем я говорю? И вот Нил мне отвечает, вроде того, что, мол, тебе бы лучше перетереть это дело с моим папашей, тебе и твоей братве. Ну а я типа того — а кто твой папаша? «О, чтоб мне провалиться, ниггер, мой папаша — он, стало быть, большая шишка, он сенатор, и на эту работу меня устроил тоже он».

Томми прерывает его:

— Нил сказал вам это? Что сенатор выхлопотал ему эту должность?

Для Томми это утверждение Хардкора имеет определенное значение, и он бросает красноречивый взгляд в сторону репортеров, сидящих в ложе для присяжных.

— Да, он все хвастался папашей. Говорит, он там в каком-то комитете или типа того, ну, короче, эти парни из УИУ, они должны, дескать, прислушаться к нему. Он, мол, на них надавит, и все будет путем. Никуда они не денутся. Вам надо забить с ним стрелку. Без балды. Может быть, он поможет. Ему, дескать, не впервой такие дела обтяпывать.

— И вы согласились встретиться с сенатором?

— Ну, нет, не с ходу. Такие дела так просто не куются. Тут надо прикинуть хрен к носу. Стало быть, я потихоньку перетираю это своим чердаком, но Нил, знаешь, не отстает от меня. Втемяшилось ему, понимаешь, в башку. Тебе, мол, кровь из носу, но надо потусоваться с моим папашей. Мой папаша не прочь познакомиться с тобой. Я, мол, пробил уже с ним эту тему. И вот как-то раз балдеем мы с Ти-Роком, и я ему все выкладываю насчет того, что мой ПИ — пробационный инспектор — предлагает забить стрелку с его папашей, чтобы выдернуть на свободу братишку Кан-Эля. А Ти-Рок говорит типа того, что, мол, надо бы попробовать. Кто знает, может быть, что и выйдет из этого дерьма. И тогда я говорю Нилу: «Мы тут перетерли это дело между собой и решили, что не худо бы и повстречаться с твоим папашей».

— Так, значит, вы в конце концов встретились с сенатором Эдгаром?

— Само собой.

— Когда?

— В мае. Похоже, вроде как в ту пору, потому что уже было тепло. Точнее не могу вспомнить, потому как не помню.

— А где же происходила встреча? Место вы помните?

Хардкор переводит взгляд вниз на кончики своих ботинок и смеется, перебирая в памяти события не столь уж давнего прошлого.

— Понимаешь, приятель, выбрать место — дело непростое. Мы тут долго шевелили мозгами и прикидывали, как и что, потому что Ти-Рок, он, типа того, не часто тусуется с белыми ребятами, да и Нил мне весь котелок прожужжал, что, дескать, его папаша сильно занят и прочее. В общем, перетерли мы это дело и решили в конце концов, что лучшего места, чем тачка Ти-Рока, нам не сыскать.

— То есть, если я правильно вас понимаю, вы встретились в «мерседесе» Ти-Рока?

Томми опять окидывает торжествующим взглядом репортерскую ложу. Подобно таможенным ищейкам, которые вынюхивают наркотики, даже если те находятся в стальной оболочке, репортеры навострили уши. Похоже, назревает скандальное разоблачение. Политик на заднем сиденье лимузина в компании с главарями организованной преступной группировки. Самые памятные истории, всплывающие в ходе судебных разбирательств, — это те, в которых фигурируют люди, оказавшиеся в необычных для них местах и совершающие поступки, которых от них нельзя было бы ожидать. Из-за своей мелочной суетливости Мольто никак не может скрыть то, чего ему нельзя проявлять столь явно — неприязнь к Эдгару. Сенатор может стать свидетелем обвинения, однако обвинитель с удовольствием окунает его в грязь, показывая прилюдно, как он якшается с лидерами преступного мира нашего города. Вряд ли сенатору понравится такой удар по его репутации борца за общественные интересы.