Законы Трампа. Амбиции, эго, деньги и власть
Шрифт:
В качестве своего архитектора Трамп нанял Дэра Скутта, восходящую звезду модернистского дизайна Нью-Йорка, который постоянно курил трубку. После их первой встречи, в вечер пятницы в Максвелл Плам, Трамп пригласил Скутта к себе в апартаменты. Как и Трамп, Скутт имел свою собственную смесь чудачеств, продиктованных его эго, – он сменил свое первое имя с Дональда на немецкое слово для обозначения определенного артикля «the». Он был раздражен «чрезвычайно агрессивной» техникой продаж Трампа и его склонностью к преувеличениям. Но все же он подпитывался энергией от непрекращающихся запросов Трампа. «Он не видел ничего плохого в том, чтобы позвонить мне в семь утра в воскресенье и сказать: «У меня идея. Увидимся в офисе через сорок минут», – говорил Скутт. – И я всегда еду».
Модернизированный «Гранд-Хаятт» был открыт 25 сентября 1980 года, спустя шесть лет после того, как Трамп впервые нацелился
Судьба, которую Трамп предрек для близлежащих районов, так никогда и не свершилась. К тому времени, как команды впервые начали работать над «Командором», десятки других офисных, квартирных и отельных проектов уже разрабатывались в окрестных кварталах – без поддержки со стороны правительства, по мнению Трампа, которая была необходима для того, чтобы заставить что-либо происходить в унылом районе. Теперь, когда посетители отеля начали появляться в большом количестве, он крепко ухватился за одну из тех немногих уступок, которые он сделал, чтобы получить налоговую льготу. В 1987 году Трамп сказал своим бухгалтерам изменить их способы ведения отчетности, ограничив количество средств, которые сделка «Гранд-Хаятт» о разделении доходов предоставляла городскому правительству. Когда главный налоговый финансовый города, Карен Берштейн, пересмотрела записи отеля, она обнаружила, что «аномальные» практики бухгалтерского учета обманули город на миллионы долларов в виде налогов. Спрошенный спустя несколько лет об этом Трамп сказал, что он не помнит никакого расследования на этот счет.
За годы, последовавшие за этими событиями, Трамп станет часто препираться с управляющей семьей Хаятт, включая и грязные иски – встречные иски, которые закончились тем, что Прицкеры согласились в 1995 году выплатить 25 миллионов долларов за реновацию. Воюя против тяжелых долгов, полученных в связи с расширением своей империи, Трамп в конечном итоге продал свою половину «Хаятт» семье в 1996 году, закончив свое вмешательство в проект, который начал его карьеру. Трамп оставил себе примерно 25 миллионов долларов из 142 миллионов долларов цены продажи, но большая часть из этих денег уйдет на выплату миллиардов, которые задолжали его бизнесы, включая и те миллионы, которые Трамп гарантировал лично.
В те дни трамп и Саншайн кружились вокруг Манхэттена на заднем сиденье лимузина Трампа, выискивая потенциальные проекты. Однажды они проезжали мимо флагмана Бонвит Тэллер на Пятой авеню, престижного женского универсального магазина, переживающего тяжелые времена. «О, мне нравится это место, давай выясним, кто им владеет, давай разнесем это здание», – сказал Трамп. Это, решил Трамп, будет местом для проекта с его подписью, «Башни Трампа», сверкающее заявление на самом волшебном бульваре Нью-Йорка. Саншайн привела Дональда к владельцу контрольного пакета акций Дженеско, конгломерату, владеющему арендой Бонвит Тэллер. В ноябре 1978 года он обеспечил, без денег, опцион, позволяющий ему выкупить аренду за 25 миллионов долларов – бесплатный выстрел по одному из ключевых районов Манхэттена. Когда конкурирующие застройщики узнали о сделке и предложили лучшую цену, Трамп принялся защищаться, угрожая походом в суд, если доверительные собственники не станут считаться с его словом.
Теперь Трамп контролировал аренду здания, которое он называл «лучшим расположением в мире» – но ему требовалось еще две части: землю под ним, которой владел страховой гигант Эквитабл, и права на воздух над зданием, который контролировался Тиффани & Ко, легендарным ювелиром, что главное здание находилось по соседству, где Одри Хэпбёрн разглядывала витрины в Завтраке у Тиффани, и где
Дер Скутт опять выступал в качестве архитектора и сделал наброски поразительного здания с гранями, похожими на зубья пилы, напоминающего лестничный пролет сбоку. Квартиры на верхних этажах «Башни Трампа» будут иметь два вида на город, вполне рационально для Трампа, чтобы назначить более высокие цены. Архитектурный критик Таймс Ада Луиз Хакстэбл похвалила башню из черного стекла как «невероятно симпатичную структуру» с «28 мерцающими сторонами». Городские законы зонирования запрещали башню подобного веса на столь маленькой территории, но Трамп с умом использовал права на воздух Тиффани и более мягкие правила для смешанного использования проектов на офисно-торгово-жилищные здания, чтобы расшириться ввысь. Башня также получала преимущество на зональное обеспечение, которое позволяло более высотное строительство, если застройщик предоставлял общественные места, такие как атриумы. Планировщики города были крайне осмотрительны по отношению к новым небоскребам, особенно во времена растущей общественной неприязни против более затемненных каньонов в Манхэттене. Но план Скутта и способности Трампа вести дела сыграли свою роль. Городские власти скорректировали его дизайн с шестидесяти трех до пятидесяти восьми этажей, но Трамп оставил за собой последнее слово, просто перенумеровав пятьдесят восемь этажей башни, так что в итоге они выросли до шестидесяти восьми.
Сначала элегантный фасад магазина Бонвит Тэллер должен был уйти. Но многие ньюйоркеры любили здание в стиле ар-деко, особенно парящие в воздухе бронзовые решетки над входом и пару пятнадцатифутовых барельефных скульптур, или фресок, практически обнаженных богинь, танцующих на Пятой авеню. («Жалкое рекламное объявление, как кто-то может подумать, для магазина, посвященного женской одежде», – написал архитектурный обозреватель The New Yorker в 1930 году.)
Роберт Миллер, владелец художественной галереи через дорогу, и Пенелопа Хантер-Штибель, куратор Художественного музея Метрополиса, полагали, что они смогут убедить Трампа сохранить куски, пожертвовав их музею в обмен на щедрую оценку стоимости – оцениваемую более чем в 200 000 долларов, – которую он мог бы использовать для списания налогов. Штибель имела опыт взывания к историческим чувствам землевладельцев: Мет получил от Центра Рокфеллера кабину лифта 1930-х годов, которая представляла стиль арт-модерн. Возможно, Трамп тоже станет сотрудничать. Он выглядел воодушевленным. «Это будет прекрасной сделкой», – сказал Трамп, когда они встретились в его офисе.
Но 5 июня 1980 года Миллер позвонил Хантер-Штибель из своей галереи и сказал, что он может видеть строительных рабочих, устанавливающих рабочие леса перед Бонвит Тэллер. Они взрывали скульптуры в щепки. Хантер-Штибель – на девятом месяце беременности. Выскочила из Мет, прыгнула в такси и, когда ее водитель застрял в пробке, пробежала последние десять кварталов до Бонвит Тэллер. В это время на стройке Миллер предлагал деньги командиру строительной бригады, чтобы отделить скульптуры. Бригадир отказался, сказав ему: «Молодой Трамп сказал, что есть глупая женщина из музея, которая их хочет, и нам нужно уничтожить их». Хантер-Штибель прибыла на место и застыла «в непередаваемом ужасе», как она вспоминала позже. «Они работали отбойным молотком по шее одной из фигур. Это было невероятно».
«Застройщик превращает в лом скульптуры Бонвита», – гласил заголовок на первой странице Таймс. Статья цитировала Джона Бэррона, «вице-президента организации Трампа», объясняющего, что компания решилась на уничтожение после трех независимых экспертиз по оценке стоимости, пришедших к выводу, что скульптуры «не представляли художественной ценности» и стоили меньше 9000 долларов, и затраты на их транспортировку составили бы 32 000 долларов. Джон Бэррон – обычно пишущийся с двумя «Р» – был псевдонимом Трампа, который он часто использовал, когда не хотел называть свое настоящее имя репортерам. Спустя два дня Трамп уже под своим настоящим именем прокомментировал инцидент, сказав, что удаление скульптур обошлось бы ему в 500 000 долларов. «Самой большой причиной для моих волнений послужила безопасность людей на улице внизу, настаивал он. – Если бы один из этих камней упал, люди могли бы быть убиты».