Законы войны
Шрифт:
И, лишь увидев, как полицейский, вышедший из машины, поднимает пистолет, спецназовец понял, как он ошибся. Его автомат лежал на соседнем сиденье, опередить уже держащего пистолет полицейского было невозможно. Грохнул выстрел — и ничего не осталось, только грохочущая чернота…
Полицейский успел выстрелить еще раз — прямо в лицо… точнее, не в лицо, а в что-то, похожее на голову того, кто вывалился из боковой двери. Человек в черном комбинезоне, падая, нажал на спуск автомата — и длинная очередь прострочила полицейского-исламиста от паха до груди. Брызгая кровью, он повалился на обочину…
Остальные
— По фронту чисто!
— С тыла чисто!
Впереди горохом сыпалась стрельба. Командир морских пехотинцев подошел к кабине фургона, мельком взглянул — пробитое пулей крупного калибра стекло, кровь… чуть не стошнило.
— Жив?
Малек, их санинструктор, на секунду оторвался от работы.
— Жив, но в тяжелом состоянии. Пуля прямо в лицо. Крупного калибра. Если бы не стекло — п…ц.
Мороз взглянул вперед, туда, где была перестрелка. Перестрелка не прекращалась…
— Черт, Антарес, я Молот, ответьте… У нас пострадавший…
— Молот, мы видим вас. Вопрос, вы можете продвигаться вперед?
Майор на секунду вслушался в перестрелку. Лучше бы предупредили, гады. Хотя… как тут предупредишь — вот эта мразь. В полицейской форме на полицейской машине — мало ли что у него может быть на уме.
— Да, можем, Антарес. Пришлите вертолет для эвакуации. И наводите нас…
— Молот, вас понял, вертолет уже летит к вам. РВП — пятнадцать минут… Направление — прямо, на двенадцать, ориентир — крупное трехэтажное здание. По улицам перемещаются боевики, не меньше двадцати человек.
— Антарес, вас понял. Так… ты и ты, — майор указал на двоих, — остаетесь с Мальком и ждете вертолета. Остальные — за мной.
Было непонятно, чего ждать. Было страшно — с чужим оружием, пусть оно и доказало только что свою исправность, когда стреляло в тебя. Было страшно — двое против десяти. Но никакого иного выхода не было…
— Антарес, ты видишь нас? — спросил шепотом Борецков, распластавшись на крыше…
— Так точно, Медведь. Движение в вашем направлении. Можете пропустить.
— Антарес, мы решили драться. Дашь наведение, отсчет от меня, все понял? Мы не можем высовываться.
— Давай сыграем, Медведь. Они слева от тебя, пятьдесят метров. Поворачивают. Первым идет пикап. Один человек у пулемета, еще один смотрит в твою сторону, как минимум один в кабине. Второй… тоже пикап. Шесть человек в кузове, ракетная установка РПГ. Смотрят по сторонам. Как понял?
Сашка жестами показал «нищему» — шесть человек на тебе, один карандаш [13] . Тот показал большой палец. Хорошего было мало — «М16» хуже, чем «FNC», больше шансов, что заклинит на автоматическом огне. Но уже не переиграешь.
— Антарес, давай отсчет. Мы готовы.
— Одиннадцать. Десять…
Первым — автоматчика, он намного опаснее пулеметчика, в разы опаснее. Пулемет на короткой дистанции бесполезен, у него ограниченный станком и щитом угол обстрела, его огонь практически невозможно быстро перенести на другую цель, чаще всего у пулеметных станков угол
13
Карандаш— гранатомет на сленге. У спецназовцев и у боевиков сленг был один и тот же, так проще.
— Пять… четыре…
Черт, все-таки неправильно… какая ерунда в голову лезет. Те люди — они ведь сами вместо того, чтобы хоть попытаться навести порядок, хоть что-то сделать, берут в руки оружие, начинают убивать.
И все-таки жаль их. Что за жизнь…
— Три… два…
Как сердце стучит. Каждый раз — пятьдесят на пятьдесят, или ты, или тебя. В сущности, вся их жизнь. Вся их служба — вызов судьбе. Нарушение законов математики. Попрание теории вероятности…
Сашка толкнулся от крыши, вставая на колени, — малоизвестная, но удобная, устойчивая поза для стрельбы. В незнакомом прицеле — чужие, злые глаза, борода с проседью. Винтовка отдает в плечо, красное облачко — попал. Все происходит в тишине, не слышишь даже, как стреляешь сам. Переводишь прицел… пулеметчик — так и есть — пытается провернуть пулемет, он уже прикипел к нему, не понимает, что — все. Еще один выстрел… есть.
Длинная очередь сбоку — и уже не до стрельбы. Что-то бьет в бок, как молотком… и тут мир обретает привычную скорость. Боевики во втором пикапе не мертвы, черт бы их побрал — не мертвы, и один из них хлещет из автомата, из-за толчка плохо прицелился. Прицел… черная метка прицела на лице… толчок, еще толчок. Перекат… очередь. Длинная, «на все деньги», на все, что осталось в магазине, очередь. Пальцы уже нащупывают гранату… рывок кольца… бросок… как в интернате — одна из самых любимых их игр была лапта, или, как ее называли иностранцы, русский бейсбол. Негромкий взрыв… это только на экране бросил гранату — и пламя до неба, на деле же при взрыве пламени почти не бывает… просто сухой, трескучий хлопок и дым…
И все…
Ответного огня нет.
— Господин подполковник, живы?
Лежащий навзничь на крыше подполковник открывает глаза:
— Поживу еще… Винтовка… мать ее…
Так и есть. Отказала. Черт бы ее побрал.
— Сейчас…
— Да сам справлюсь… — подполковник вдруг рванулся. — Сзади!
Борецков обернулся. Первая машина! Он не обстрелял кабину водителя и за это теперь поплатился. Водила рванул вперед, заехал за угол, вышел из машины и теперь впрямую угрожал им.
Сашка вскинул автомат. Палец лег на спусковой крючок подствольника… есть. Приклад сильно ударил в плечо, граната пошла к цели — взрыв. Из-за угла вываливается изорванное осколками тело… последний.
— Так… давайте…
У каждого из спецназовцев в аптечку входило то, при виде чего военные медики приходили в бешенство, — рулон сантехнической изоленты, которая предназначена для того, чтобы латать водопроводные трубы. Эта штука как раз предназначена для того, чтобы приклеиваться к мокрой, грязной, неровной поверхности и держать намертво — лучше для того, чтобы быстро заклеить рану, и не придумаешь. Сашка наскоро отхватил несколько кусков этой самой изоленты, сыпанул гемостопа, заклеил. Пару часов так можно продержаться…