Законы заблуждений
Шрифт:
– Ее королевское высочество, – быстро выговорил рыцарь, подчиняясь жесту Элеоноры и поднимаясь, – осталась в монастыре святой Цецилии. Мне жаль огорчать вас, государыня, но мой второй оруженосец ранен во время штурма, случившегося сегодня в полночь и остался в обители под присмотром добрых бенедиктинок. Мы пришли к вам за советом…
– Вино в кувшине, – просто ответила Элеонора. – Возьмите сами. Присесть можете на мою постель. И поторопитесь с рассказом, шевалье. В последние дни мне кажется, будто время невероятно коротко.
ЛЮДИ И МАСКИ – I
Королева-мать
Любая армия, особенно действующая за пределами своего государства, всегда сопровождается изрядным канцелярским обозом и вихрем бюрократии. На особых повозках, в ящиках, многочисленных шкатулках и тубусах хранятся самые разные документы – счета от купеческих домов за фураж и продовольствие для людей, за упряжь, оружие, животных. Громоздятся штабели переписки с метрополией, письма от королевских управителей провинций (Англия – королевство большое, простершееся от суровой Шотландии до Лангедока, а, значит, приходит множество депеш), закладные письма, долговые расписки, карты и планы местностей, доносы верноподданных друг на друга; отдельно путешествует внушительный сундук с папскими буллами и воззваниями, в другом копятся отчеты сборщиков налогов… и так далее почти до бесконечности.
Первым человеком, заведшим в Англии настоящую канцелярию и упорядочившим бумажные дела страны, стал канцлер Томас Бекет. Только за одно это дело его можно смело причислять к лику святых – создать практически на пустом месте особую государственную службу, которой подконтрольна любая грань жизни государства? Это подвиг. Но у любой монеты всегда две стороны. Святой Томас в начале правления Старого Гарри учредил идеальный управленческий аппарат, который затем, как водится, погреб своих создателей в море бумаг и теперь каждое действие правителей королевства вызывало нескончаемый поток пергаментов и головную боль у королевских гонцов (последнее утверждение не совсем истинно, ибо болит у гонцов как раз не голова, а место прямо противоположное – попробуйте-ка провести в седле несколько дней подряд, доставив спешное сообщение, допустим, из Ангулема в Рим! Голова раскалывается у ученых мэтров из канцелярии, которым приходится разбираться с водопадом свитков).
Ричард перепиской не занимался принципиально, предпочитая не глядя подписывать бумаги, подаваемые на одобрение монарху и больше ни о чем не задумываться. Элеонора Пуату только грустно головой качала, зная о нерадении сына к делам управления страной – неудивительно, что Уильям де Лоншан нагрел короля больше чем на миллион, а все остальные поживились на Крестовом походе не хуже хорьков в курятнике.
Походной канцелярией короля руководил несчастный молодой монах ордена святого Бенедикта. Парня вполне можно было назвать
– Господь всемогущий! – восклицала аквитанка, складывая в отдельную стопку счета. – Долгов почти на миллион! Тамплиеры, генуэзцы, Милан, Монферрато… Если так пойдет дальше, придется продать Англию ломбардцам, чтобы расплатиться! А это что?
– Вексель его величества, – безнадежно доложил монашек по имени Антоний Шрусберийский. – На четыре тысячи ливров за аренду кораблей у торгового флота Генуи. Должно быть оплачено через два дня, а затем итальянцы станут начислять одну пятнадцатую долю долга за каждую седмицу просрочки…
Элеонора бросила на Антония убийственный взгляд, явно подавляя желание скомкать вексель и выкинуть подальше. Жалко монаха, он-то здесь совершенно не при чем. Бедолага Антоний сам страдает – ему приходится выслушивать все претензии, валящиеся на Ричарда со стороны кредиторов. То-то такой бледный вид и круги под глазами: общение с эмоциональными итальянцами и суровыми тамплиерами, требующими назад свои деньги, кого угодно сведет в могилу в раннем возрасте.
– Вам нужно отдохнуть, святой брат, – сказала королева-мать Антонию. – Почти все счета я разобрала. Есть что-нибудь с печатью трех леопардов?
Три леопарда на красной печати, коей украшалось письмо, обозначали секретную королевскую переписку, ведущуюся между венценосцем, его канцлером, архиепископом Кентербери и Йорка, а также наместниками провинций.
– Извольте, – вздохнул бенедектинец и почесал давно не бритую тонзуру. – Четыре письма. От его высокопреосвященства архиепископа Годфри де Клиффорда, от принца Джона и две депеши, адресованные лично вашему величеству. Четвертое какое-то странное – печать леопардов присутствует, однако послание отправлено вначале в Неаполь и только вчера переслано сюда. Подписи нет. А вскрывать печать я не имею права, государыня.
– Давайте сюда, – монах протянул Элеоноре все четыре письма секретной почты и посмотрел тоскливо-выжидающе. Антонию безумно хотелось заснуть и больше никогда не видеть никаких пергаментов. Называется, поверил старшему брату, шерифу города Шрусбери, который сумел устроить возлюбленного родственника в королевскую канцелярию. Сделал карьеру, покорнейше благодарствуем. Королева ободряюще взглянула на Антония и добавила: – Святой брат, ступайте отдыхать. Далее я разберусь сама.
Таинственное четвертое письмо лежало как раз сверху. Недорогой сероватый пергамент, печать со знаком королевской власти, а возле хвоста третьего леопарда стоит малоприметная четырехконечная звездочка. Значит, депешу прислал один из доверенных людей Элеоноры Пуату или епископа Годфри Клиффорда.
– Посмотрим… – королева поставила поближе масляную лампу и сорвала ногтями воск, предварительно изучив витиеватую размашистую надпись на сложенном в несколько раз листе: «Ее величеству вдовствующей королеве Англии, великой герцогине Аквитанской, герцогине Анжу-Ангулемской Элеоноре Пуату в город Неаполь, что в королевстве Обеих Сицилий, отдать настоятелю монастыря святого Николая, дабы тот вручил по назначению. Дано в доменном владении королевы, городе Пуату, 17 сентября 1189 года по Р. Х.».