Закопайте Эльминстера поглубже
Шрифт:
Она распахнула дверь и стала осматривать арсенал. Боги трижды ей улыбнулись: во–первых, королевская башня была древней и массивной, построенной из камня, который плохо скрывал новую кладку, и изначально не содержала тайников. Во–вторых, кормирские оружейные, в частности магические, были настоящими крепостями с аккуратно сложенными и рассортированными предметами, защищёнными друг от друга каменными полустенами или даже полными стенами с прочными дверями, и содержались в порядке. И наконец, как старший рыцарь, она знала, как предпочитают обустраивать хранилища большинство кормирских
Если, конечно, за те долгие годы, что Тарграэль отдыхала в своей гробнице, в мозги высших рангов кормирских волшебников, солдат и её товарищей–старших рыцарей не закрался ещё больший идиотизм, чем она считала возможным.
Ни в первой, ни во второй камере Ночного Шлема не было, хотя она приобрела полезную троицу кинжалов в ножнах на запястьях и голени — но шлем сразу же бросился ей в глаза в третьей.
Она быстро огляделась вокруг, выискивая ловушки, сигнализацию или стражей–пауков с парализующим укусом, ничего не увидела — и взяла шлем.
Ничего не случилось.
С напряжённым волнением Тарграэль осторожно осмотрела шлем, чтобы убедиться, что внутри ничего нет — например, клинка, установленного, чтобы перерезать горло носителю, или острых шипов, покрытых подозрительными субстанциями. Ничего.
Она вот уже сотню лет не нуждалась в воздухе, но подняв шлем, поняла, что пытается задержать дыхание. С неожиданным нетерпением она надела его на голову и сквозь щели для глаз посмотрела на комнату вокруг.
Ничего не произошло. Тишина.
Полная тишина. Вечное пение, тихое, на грани слышимости, которое звучало в её голове с самого первого вторжения Мэншуна, исчезло.
Исчезло.
Она была свободна.
По–настоящему свободна.
Она оборвала поводок и могла следовать собственным желаниям. Снова подобающим образом служить Кормиру.
Теперь она могла открыть охоту на Мэншуна. И на Эльминстера, и на некомпетентных идиотов при дворе, нынешних царедворцев и боевых магов — большая часть из них, от простых пажей до самой верхушки, была сплошными предателями и дураками, которые одним своим существованием подвергали Кормир опасности.
Да, она была свободна снова быть собой. Не рабыней архимага, а стражем Кормира.
Единственным стражем Кормира. Его последним настоящим знаменосцем. Каждая мысль, каждое проведённое ею мгновение снова были посвящены взвешенным деяниям, которые приведут Кормир к новому величию. Безразличная к сантиментам и вредоносной преданности традициям или дому Обарскиров или чему–либо другому. Она будет бесстрастным агентом Лесного королевства.
Если, конечно, снова не встретит эту суку Алусейр.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ДА НАЧНЁТСЯ
Эльминстер решил, что это был очень долгий день.
Юная девушка, чьё тело он занимал, была куда крепче и выносливей, чем он сам когда–либо, но прямо сейчас она устала и страдала от боли в ногах.
Каждый шаг отзывался болью; её уже давно шатало;
Он по–новому взглянул на мнение кормирцев, которые считали, что Королевский лес тянется вечно.
Эл знал, что это не так — пару раз он пересекал его, ускорив себя с помощью магии, и часто телепортировался из одного края в другой. Но путешествуя подобным образом, шаг за неуверенным шагом через густой кустарник, в стороне от торгового тракта Пути Дракона, лес определённо казался бесконечным.
До обещанного им Арклетом уютного частного поместья Делькаслов оставалось полдня пути на север, а затем ещё хорошая прогулка на запад от тракта по поросшей травой тропинке в самое сердце леса. Прогулка, которая случится завтра, поскольку пока на одной из приспособленных для стоянки придорожных полян они принялись спорить, пытаться дойти до следующей стоянки или остановиться здесь, на лес опустилась ночь.
— Остановимся здесь, — решительно заявила Шторм тоном, который ясно давал понять, что она приняла решение.
Арклет одарил её кислым взглядом, который затем перевёл на Эла.
— Значит, вы решили, да?
— Слушай, юный лорд, — ответил Эльминстер, махнув рукой на деревья впереди. — Ты сможешь в этой темноте различать, куда ставишь ногу? Как по–твоему, там всегда будет достаточно места, чтобы размахнуться мечом и подрубить лапы под волком, чтобы тот не вцепился тебе в горло? Потому что я рубил волков в лесах на несколько тысяч лет дольше, чем ты — и я знаю, что когда мрак настолько непроницаем, это получается скверно.
— Неудивительно, в твоём–то возрасте, — пробормотал Арклет, но со вздохом прикусил язык, пожал плечами и развел руки.
— Вы правы. Остановимся здесь.
Шторм засмеялась.
— Ну, с таким же успехом можно продолжать спорить о жизни, которую вели мы с Элом — и о наших коварных попытках впутать в неё Рун — здесь, вокруг костра, а не пробираясь вслепую по лесу во тьме.
Арклет посмотрел на неё.
Целый день, шагая по лесу в стороне от тракта, они спорили об этике и ценностях жизни на службе Мистры, которую Эл и Шторм вели большую часть прошлого века. Арклета их деяния интересовали куда больше, чем он готов был признать, но он испытывал сомнения касательно участия Амарун в этой жизни, не говоря уже о том, что она могла и его потащить следом.
— Не могли мы просто остаться в Сюзейле и голыми руками бороться с Виндстагом и его сообщниками? — спросил он. — Или выступить против этих призраков синего пламени нагишом и с повязкой на глазах? Даже это было бы безопаснее.
Шторм улыбнулась.
— Безопасность — то, как ты себя чувствуешь, а не отсутствие угрозы. Спроси свою Амарун про Талан, и посмотришь, насколько она жаждет вернуться в Сюзейл.
— Я не могу её спросить, — горько заметил Арклет, когда они подошли к имеющейся на поляне небольшой крытой стойке с готовыми дровами, чтобы взять их для костра. — Сейчас место занято стариком Кожаной Челюстью.