Закопайте Эльминстера поглубже
Шрифт:
У бесчувственного мага на поясе был жезл, тонкий кошелёк для монет, и нож — такой тупой и маленький, что его можно было использовать разве что для намазывания на хлеб масла или варенья. Она взяла жезл, узнав изображённые на его концах символы; этот символ дарует мёртвый сон, а тот — пробуждение.
Она коснулась Амарун «тем» концом, затем стащила с пальца волшебника одинокое кольцо. Судя по виду, это было одно из тех чароотражающих колец, что создала Каледней и иногда дарила их некоторым арфистам.
Надев кольцо, Шторм подхватила ключи и освободила
— Ш-шторм? — тихо спросила Рун, оглядываясь вокруг и потирая горло. — Что со мной случилось? Мгновение назад я бежала, начала уставать, и тут…
— Этот милый молодой волшебник наложил на тебя сонные чары, — сказала ей Шторм. — А это значит, что прошло достаточно времени — учитывая, что в том направлении никакого особого шума я не слышала — чтобы Арклет покинул дворец, не подняв беспорядков или тревоги, и оказался в городе.
— К чему ты ведёшь?
— Нет смысла гнаться за ним. Позже мы попробуем найти его в особняке Делькаслов, но прямо сейчас я голодна, и судя по урчанию твоих внутренностей — ты тоже. Так что сначала кухни. Потом нам лучше немного побеседовать с леди Глатрой, если не хотим, чтобы боевые маги гонялись за нами всякий раз, как мы сворачиваем за угол в этом дворце.
Рун открыла рот, чтобы запротестовать, затем вздохнула и снова закрыла. Она и в самом деле была голодна. И устала.
В очередной раз самым разумным, что могла сделать Амарун Белая Волна, было сдаться.
Хвала богам, госпожа Саммартаэль ушла, не осмелившись нырнуть в сумрак задней комнаты Сронтера — а тем более во тьму его погреба.
Алхимик вернулся к работе в своей лавке, дав Краунруду несколько глотков вина с чем–то безвредным, что заставило его заснуть. Мэншун, в одиночестве сидевший в лучшем кресле алхимика — которое оставляло сомнения во вкусе Сронтера касательно мебели — чувствовал себя намного лучше.
Просто в будущем ему следует помнить, что даже у него есть пределы. Не более двух разумов одновременно, и лишь один — если он силён и враждебен.
Пока он боролся за то, чтобы оставаться в сознании, прорицательные сферы все взорвались или угасли, погрузив погреб в полную темноту.
Свет Мэншуну не требовался, и он не стал его искать. Вместо этого он сотворил заклинание, чтобы достичь разума боевого мага Рорскрина Мрелдрейка.
И ждал во тьме, очень долго ждал, пока удивление сменялось раздражением, затем гневом… а затем признанием.
Его заклинание потерпело неудачу.
Мрелдрейк был хорошо защищён, мёртв, либо только что открытые пределы возможностей Мэншуна были сильнее, чем он думал.
Мэншун снова сотворил заклинание, в этот раз — разыскивая разум леди старшего рыцаря Тарграэль.
И снова, спустя долгое время, вынужден
Будущий император или нет, ограничения у него имелись. А это означало, что он должен действовать соответственно.
Настало время думать как смертный, живой человек. Осторожный, готовый к битве, за которым охотятся внимательные враги.
Созерцателей лучше рассредоточить. Один тиран смерти и мелкий созерцатель будут спрятаны — по отдельности — во дворце, другая пара — в кладовой Сронтера, остальные — в другом месте, в более неприступной крепости, чем эта лавка…
Может быть, настало время разбудить Талан? Возможно, но учитывая счастливое царствование хаоса во дворце, ему необходимо было знать, что там происходит. Значит, сначала Фентабль…
— В последней кухне всегда есть суп, горячие пироги, чесночный хлеб и сосиски, — объяснила Шторм, — для слуг, которые приходится есть на ходу. Эти закрытые кружки не для эля; они для супа.
— Попытаюсь иметь в виду, — ответила Амарун, с полным животом чувствующая себя намного лучше, — в следующий раз, когда буду брать дворец штурмом.
Шторм засмеялась и прошла к небольшой и старой деревянной двери в конце помещения.
Рун вздохнула.
— Куда теперь?
— В одну кладовку.
— Там вялится редчайшее драконье мясо?
— Нет, там только горшки с вареньем и ягодами.
— Тогда зачем…?
— Там есть расшатанный камень.
— Вот как…
Затем Рун осенило.
— Тайник арфистов?
— Именно.
Они прошли мимо маленького окна и нырнули в лабиринт переходов и кладовых. Снаружи наступал вечер. Шторм, казалось, знала, куда идёт, и вскоре сняла с решётки мерцающий камень, распахнула ближайшую дверь и ступила в тёмную комнату с низким потолком, заваленную большими горшками и слабо пахнущую соленьями.
— Три дюжины лет прошло с тех пор, как я в последний раз была здесь, — пробормотала она.
— Ох, ну разумеется нет, — начала Рун, но её слова стихли, когда среброволосая женщина устремила на неё взгляд древних, как само королевство, глаз.
— Я вспомнила про это место только оказавшись на внутренней кухне, — сказала Шторм. И вздохнула. — У Эла та же проблема. Двери в наших разумах открываются неожиданно — двери, про которые иногда мы даже сами не знаем. Иногда то, что открывается — небезопасное и тревожащее, и чем бы оно ни оказалось, у нас редко бывает время как следует с этим разобраться.
Она криво усмехнулась.
— Как моя сестра иногда всё ещё говорит, быть сумасшедшей хотя бы никогда не скучно.
Амарун смотрела на неё, не зная, что сказать.
Шторм подмигнула ей и повернулась к толстому горшку на полу под полкой. Вытащив его, она надавила на один конец открывшегося камня. Тот немного сдвинулся, она сунула палец в возникшую щель и поддела камень. Скрытая под камнем ниша была маленькой, и она достала оттуда что–то похожее на кусок кольчуги. Кошель?
— Что это такое? — спросила Рун.