Закопайте Эльминстера поглубже
Шрифт:
И это время настало прямо сейчас, здесь, в погребе алхимика. Убогое местечко, и он знал множество куда более роскошных покоев — Мэншун по–прежнему скучал за вздымающимся мраком его Главной башни в Зентильской твердыне, даже спустя все эти годы — но оно всё больше начинало казаться домом.
Прорицательные сферы терпеливо мерцали, пока он уселся, пробежался по ним взглядом, чтобы убедиться, что нигде не происходит ничего тревожащего — ничего не происходило — и погрузился в размышления.
Значит, его старый враг был жив — а может, стал нежитью. Эльминстер снова был в
И, насколько можно было судить, пока не собирался обрушиться на Мэншуна.
Что было странно; если бы Эльминстер уничтожил одного из его клонов, Мэншун, только очнувшись, поступил бы так, как поступал уже не раз — нашёл способ дать сдачи. И сильно. А заодно быстро.
Не настолько отчаянно, чтобы принести в жертву очередного себя, но достаточно, чтобы Эльминстеру стало ясно, что он по–прежнему цел и не намеревается отступать.
Так чем же занят Эльминстер?
Ну разумеется, вмешивается в происходящее. Именно так Старый Дурак и поступает всегда. Пытается править королевствами в тени престолов, подговаривает одного лорда дать ему кров и пищу, пока крадёт магию и монеты у другого лорда — или, в данном случае, у королевской семьи Кормира. Держится ближе к богатым и могущественным, шепчет им на ухо, заставляет их делать то, чего он хочет — как уже поступал на протяжении многих веков.
Мэншун и сам понимал соблазны власти. Власть была ультимативным эликсиром; не было ничего сильнее.
Но он делал всё это самостоятельно, не цепляясь за юбки Мистры Могучей, никогда не забираясь к ней в душу — и в постель — чтобы найти убежище в тепле её улыбки и заботы. Он свою власть заслужил, а хитрый старый Эльминстер выпросил её у наивной богини. О, это сработало, да, но кто мог бы предвидеть, что великая богиня Всего Искусства, Наша Госпожа Тайн, сама богиня, погибнет?
Важно сейчас было вот что: без Плетения, без слуг Мистры, без других Избранных, которых можно было использовать и злоупотреблять их доверием, Эльминстер стал ленив в собственном Искусстве. Он провёл годы, делая то и сё, для Мистры и для себя, но редко проводил время, оттачивая Искусство более великое, овладевая новой магией.
Так что великий Мудрец Долины Теней, оставшись без своих друзей и без доступного могущества, стал куда слабее и ничтожнее истинно могущественного Мэншуна.
Кем бы он ни был прежде, Орбаком из Западных Врат или Мэншуном из Зентарима, он сам творил великое Искусство и отточил свои навыки собственным трудом, не божественными дарами, не полагаясь на чужую помощь. Он был лучшим волшебником, истинным архимагом.
Что, в свою очередь, неизбежно означало, что Эльминстер, хитрый, но ленивый, на путях Искусства мог лишь следовать туда, куда вёл Мэншун.
Разве Эльминстер не пытается украсть любую магию, какую только может? О, это затем, чтобы кормить его безумную, где–то заточённую любовницу, да, но разве прежде чем отнести ей, он не изучает каждый украденный предмет,
Значит, пока будущий император Мэншун вселяется в избранные им разумы, Эльминстер должен отставать на шаг, повторяя то, что уже когда–то делал Мэншун. Используя свои копии, клонов, пробуждающихся, когда уничтожают их предшественника.
Да, вот в чём дело. Должно быть…
Он убил Эльминстера, уничтожил его. Взорвал его тело, разорвал его, затем испепелил.
И сделал всё это быстро, ни на мгновение не упуская из виду своего врага, тщательно высматривая любые признаки бегства. Их не было.
А значит, когда Эльминстер погиб, где–то проснулся его следующий клон. Испугавшись смерти от рук того, кто один раз уже с такой лёгкостью его уничтожил, Эльминстер воспользовался магией, чтобы надеть личину юной девушки — танцовщицы, которая была его собственным потомком — и наверняка поместил настоящую Амарун Белую Волну в магический стазис в какой–то тайной пещере или крипте, до того момента, как в ней возникнет нужда.
Которая возникнет, когда он освоит Искусство подчинять чужие разумы, как Мэншун, и завладеет более молодым и сильным телом своей правнучки.
Но пока должны существовать и другие клоны Эльминстера, тщательно спрятанные в Сюзейле.
И сейчас, пока Мэншун может оставить в покое текущего Эльминстера, его главной задачей должно стать нахождение и уничтожение ожидающих клонов.
Пускай благородные заговорщики плетут интриги и убивают друг друга; когда ряды лордов поредеют, он сможет вернуться к этой игре и тогда захватить Драконий Трон, или решить, кто будет его согревать, пока не наступит время сорвать плоды и избавиться от марионетки.
Начиная с этого мгновения, в первую очередь он будет охотиться и уничтожать спрятанных Эльминстеров.
Будь я Эльминстером, где в Сюзейле я спрятал бы своих двойников?
Или… подождите–ка!
Мэншун сам много раз испытывал смерть, нередко — как раз благодаря Эльминстеру. Он привык к этому, стал жёстче и сильнее. Но не его противник.
Эти прятки, этот отказ выступить против Мэншуна, запросто могли означать, что Эльминстер — пробудившийся клон — где–то скрывается. Что смерть заставила его бояться Мэншуна, и он остаётся в укрытии, используя заклинания, чтобы видеть и слышать через свою марионетку — Амарун Белую Волну.
А значит, вопрос следует сформулировать так: будь я Эльминстером, где бы в Сюзейле я спрятал себя?
В месте, где смог бы держать поблизости по меньшей мере одного клона. В месте, где на него не смогут случайно наткнуться слуги или простой народ. В месте, которое не станут без предупреждения обыскивать пурпурные драконы, или, что ещё важнее, боевые маги.
Но таково было мнение Мэншуна, успешного правителя и военачальника. А как думает Эльминстер?
Он хитёр, но ленив, считает себя умным, но зачастую выбирает самый лёгкий путь. Он прожил много веков и был любимым слугой богини; у него есть гордость, он сам — гордость. И он пытается стать таким как я, более успешным архимагом, избежав при этом трудного пути.