Заковали сердце в лед
Шрифт:
Люся, видя происходящее, дернула Михалыча за рукав:
– Скажите, а вы тоже из полиции?
– А откуда еще? Ты звонила в полицию, вот мы и приехали, – объяснил он, словно несмышленой школьнице.
Тем временем на месте происшествия собралась толпа зевак. Рядом находился рынок, поэтому желающих поглазеть было хоть отбавляй.
– Смотрите, смотрите, хачиков повязали. Совсем уже обнаглели, средь бела дня народ грабят. – Лысый мужчина в трико и с хозяйственной сумкой в руках стоял в первых рядах и просвещал только что подошедших.
– Да что вы наговариваете, мужчина! Я все видела. У этого, с разбитой головой, выпал кошелек, а во-о-он
– Ну и молодежь пошла, – подхватила стоящая рядом бойкая старушка. – Раньше такого не было. Как тебе не стыдно, тьфу! – крикнула она, обращаясь к Люсе. – Посмотрите на нее, еще и вырядилась как проститутка. Ни стыда, ни совести!
Люся, побледнев от страха, наблюдала за всем происходящим. С одной стороны, хотелось провалиться под землю от осуждающих взглядов толпы, а с другой – видя, как кавказцев пакуют в «уазик», на душе стало легче. Все-таки не зря она запала на Мишу. Хоть и женатый, «чужой», но мужчина: не каждый возлюбленный способен спасти из такой передряги, в какую она попала. Когда заварушка стихла и народ начал понемногу расходиться, Люся с опаской вышла из-за ларьков, заглянула в машину кавказцев и подняла с заднего сиденья оброненную сережку.
– Чуть не потеряла, – сказала она, держа украшение в руке и робко глядя на Михалыча.
– Девушка, успокойтесь, все позади. Нечего так волноваться. Поедемте со мной в участок, расскажете все, как было. А я вас чаем напою. – Опер взял ее под локоть и провел к машине.
Зиганшин сидел дома, гадая, как закончилась операция. Михалыч – мужик опытный, все сделает без сучка без задоринки, здесь переживать не стоит. А вот Люська… Как бы не подвела под монастырь. Остается надеяться, что она не полная дура и не ляпнет в участке, что знает его. Ведь потом начнутся на работе пересуды, разговоры за спиной, шуточки, подколки. Но страшно не это, страшно то, что, всплыви эта история с любовницей, – плакала карьера, плакало повышение, плакали годы просиживания в этом проклятом участке. Все пойдет коту под хвост – сидеть тогда тут всю жизнь за гроши и бегать по улицам за всякими молокососами. А кому он будет нужен такой – без перспектив, денег? Никому. Разве что таким же неудачникам и неудачницам.
Люся сидела на стуле, уставившись в одну точку. После такого стресса у нее уже не было сил ни плакать, ни даже нервничать. Наконец все осталось позади. Записывая на бумаге показания, она вспоминала произошедшее как в тумане, словно и не с ней все это было. Будто это всего лишь дурной сон, который хочется поскорее выкинуть из головы и забыть. Правда, несмотря на нервы и усталость, Люся четко осознавала, что лучше про Мишу не упоминать.
– В следующий раз будьте осторожней, не разговаривайте на улице с чужими людьми и ничего чужого не подбирайте, – по-отечески наставлял ее Михалыч.
– Хорошо. Спасибо вам большое. Я так испугалась, так испугалась. – Ее голос снова задрожал.
– Тихо, тихо. Вот, возьмите, – пододвинул к ней кружку опер. Некоторое время Люся хлебала чай, уставившись в окно, а он, прочитав заявление, положил его в папочку и сказал: – Ну что, девушка, мы вам позвоним. Еще раз напоминаю: будьте осторожны в следующий раз на улице. – Михалыч окликнул дежурного: – Проведи девушку к выходу.
– До свидания, – прошептала Люся и посеменила каблучками к выходу.
Система допросов и выбивания из людей показаний имеет богатую
В участке кавказцев начали прессовать сразу же, причем жестко и без лишних нюансов. Гасана и Ресула посадили в соседние камеры, но на допрос вызвали вместе. Перед ними сидел интеллигентного вида следователь, в очках и аккуратно выглаженной рубашке. Он вежливо пригласил их присесть и придвинул к ним пачку:
– Сигаретку?
Гасан с Ресулом откинулись на спинку стула, закурили, и следователь продолжил:
– Я вас слушаю. Рассказывайте по порядку, что случилось?
– Ну… это… мы не виноваты, – не знал, с чего начать, Гасан. Времени, для того чтобы придумать правдоподобную версию событий, не было, приходилось сочинять на ходу.
– Надо же, очень интересно. Продолжайте. – Следователь, поглаживая подбородок, с улыбкой смотрел на сидящих перед ним кавказцев.
– Значит, дело было так. Я вышел в магазин за булочками. – Ресул запрокинул голову, разглядывая потолок. – Встретил на улице друга. Вот его, – показал он пальцем на соседа. – И он предложил сходить в кино.
– В ювелирных магазинах сейчас кино крутят?
– Ну, там рядом, в двух кварталах, кинотеатр есть, – заговорил Гасан. – Мы купили билеты. До сеанса было свободное время, и решили прогуляться по городу. По дороге друг предложил зайти посмотреть сережки, маме в подарок.
– Похвально. Повезло маме, такого хорошего сына вырастила.
– Мы походили чуть-чуть, посмотрели…
– Сережки, да?
Ресул кивнул в знак согласия.
– А вот охранники говорят, что вы стояли возле витрины с часами. Что-то не вяжется. – Опершись локтем о стол, следователь с любопытством ожидал продолжения истории.
– Это… так я же… брату еще хотел часы выбрать… на день рождения, – аж вспотел от напряжения Гасан.
– Ну-ну, и как, выбрали?
– Нет… дорого там все… А потом мы пошли на улицу, и эта девушка налетела на меня, выбила из рук кошелек… – Ресул, запинаясь, пытался выстроить логический ход событий, но выходило как-то неубедительно.
– Какая плохая девушка, обидела вас. Хорошо, что не избила. А сколько денег там было? Тысяч пять долларов?
Ресул молча кивнул.
– Скажите, а вы всегда выходите за булочками с такой суммой денег? Что это за булочки такие вы покупаете? – широко улыбнулся следователь.
Гасан понял, что разговор идет не в том русле и нужно выручать ситуацию.
– Начальник, извини, друга при задержании ударили по голове, видишь, весь в крови. Много не помнит. Вообще-то я попросил его выйти, одолжить мне денег.