Закрой глаза. Тебе понравится...
Шрифт:
— Как зовут вашего почтенного отца?
— Его звали Дмитий Алсуфьев… — Я выдыхаю боль и уточняю. — Дмитрий Борисович Алсуфьев… — Даже звук имени моего отца режет душу болью.
Цутому внимательно разглядывает меня, а потом вдруг говорит:
— Я знал вашего отца, госпожа Агата.
Я поднимаю брови, а потом улыбаюсь и качаю головой.
— Вы ошиблись. Мой отец никогда не бывал в Японии.
— Чтобы дать бесценную консультацию нет необходимости стоять рядом. Ваш почтенный отец давал мне консультации по сети. Как вы понимаете, у меня далеко не одна
Папа позволял своим зарубежным клиентам называть себя «Димой» из-за жуткого произношения ими его полного имени. В горле образуется горький комок, через который продирается мой голос.
— Папа умер…
— Вот как… — японец не расспрашивает меня, и я ему благодарна.
Мы проводим ещё какое-то время в доме Цутому. Когда мы прощаемся, японец просит меня на минуту. Моро недоволен, но кивает. Японец протягивает мне визитку. На чёрном матовом поле выдавлены золотые буквы. Эта визитка отличается от той, что мы с Моро получили в ресторане.
— Прошу вас, возьмите, госпожа Агата. Если дочери Димы понадобится помощь, любая, она всегда может за нею обратиться. В любое время. И поверьте, где бы вы ни находились, что бы с вами ни случилось, вы её получите.
С поклоном принимаю визитку двумя руками.
— Благодарю вас… — глаза наливаются слезами. Я не заслужила… На визитке личные контакты Цутому.
Всю дорогу до отеля мы с Моро молчим. Уже в номере француз взял меня за плечи, заглянул в лицо.
— Ты полна сюрпризов. Почему ты пошла в проститутки? Что с тобой случилось? Чего ещё я не знаю о тебе?
— А что ты вообще обо мне знаешь? — я встретила его взгляд и повела плечами, высвобождаясь. Я не хочу говорить. Клиентам и не надо ничего обо мне знать.
Понимая моё настроение, Моро не трогает меня сегодня. И я ему благодарна. Он укладывается спать один, затребовав только поцелуй на сон грядущий. Завтра ему предстоит второй тур сложных переговоров. С японцами трудно вести дела. Особенности культуры, слишком сильно отличающейся от западной…
Я с шампанским снова на подоконнике. Самый большой город в мире жил своей жизнью, подмигивая мне жёлтыми огоньками… Я играю пальцами полученной от Цутому визиткой. А она играет отблесками на золотых выпуклых буквах. Я проваливаюсь в воспоминания…
Два года назад
После знакомства с Марлен и моим новым жильём я, как и приказала Марго, поехала в клинику. Врач — очень обходительная приятная женщина. Почему-то я думала, что ко мне будут относиться с долей… брезгливости, что ли? Но всё сделали предельно уважительно, аккуратно, с приятной улыбкой. Чувствуешь себя человеком.
Вечером мы гуляли с Мадлен по району. Она знакомила меня с местными «достопримечательностями» — магазинчиками, кафешками, переулками и улочками. Мне удалось уговорить её как-нибудь поехать гулять по Елисейским полям. Мадлен бурчала, что там противно, воняет от дороги и вообще там нечего смотреть. А папа любил там гулять… и я хотела освежить воспоминания. Я старалась не думать о том, что будет
Глава 13
Анализы пришли довольно быстро. Я абсолютно чиста. Оставалась только фотосессия. Фотограф оказался молодым мужчиной лет тридцати. Он окинул меня придирчивым взглядом, сделал пару пробных снимков и бросил:
— Надевай чулки и трусики. Бюстик не надо. Верх тебе сейчас Катрин подберёт. — Его ассистентка тоже скользнула по мне взглядом и куда-то исчезла. Он крикнул ей вслед. — Кэт, и туфли захвати те, с красной подошвой! — Бросил уже мне. Недовольно. — Чего ждём? Время — деньги. Иди переодевайся.
Через пять минут я вышла одетая… вернее, раздетая, как сказали. Руками прикрыла голую грудь. Фотограф хмыкнул.
— Стесняться надумала? Знаешь, сколько я вас таких пересмотрел? У меня уже и не встаёт на вас. Убирай руки. Мне надо грудь оценить.
Я сжала губы и убрала руки. Он нагло рассмотрел меня и вынес вердикт.
— Отличный вид, детка! Тома! — Крикнул кому-то. К нам вышел молодой парень. Явно педик. — Подчеркни ей губы так, чтобы глаза трудно было отвести… и соски подкрась. Глаза особо не шпаклюй. Они у неё и так хороши. — Он ещё дал какие-то указания Тома, а я тихо офигевала…
— Эй, детка, отомри! — Ворвался в мои уши голос Тома. — Пошли. Он цапнул меня за руку и увёл за собой в гримёрку.
Он знал своё дело. Работал быстро и уверенно. Когда дело дошло до сосков, он замер с кисточкой в руках. Его чуть подведенные глаза с накрашенными ресницами сочились весельем.
— Сейчас самое интересное, детка… Не закрывайся. Руки вниз! — Я послушно опустила руки. Он припудрил тёмной пудрой соски и ареолу вокруг. От прикосновения мягких, ласкающих кожу волосков соски, помимо воли, стали твёрдыми. А потом Тома вдруг резко дунул на них, избавляя от излишков пудры. Гад! Вот теперь они становятся твёрже камня.
— Отлично! — Довольно хмыкнул Тома. — Заодно и разогрел тебя. Жаль, я не по девочкам. Тебя бы точно трахнул.
Так себе комплимент. Скорее, трахают его.
Глядя на накрашенного парня, меня разобрало какое-то нездоровое веселье. Я в стране фриков… и я рассмеялась в ответ. В гримёрку зашла Кэт с коротким прозрачным пеньюаром и туфлями с каблуками размером с Эйфелеву башню в руках. Она окинула меня пристальным взглядом, бросила Тома:
— Ты молодец! — Тот расплылся в довольной улыбке.
Кэт помогла мне одеться. Я осматривала себя в зеркале от пола до потолка и не узнавала. Это совсем другая девушка. Она красивая и соблазнительная, как сам грех… Полупрозрачная ткань пеньюара оставляла некую тайну, заставляла мечтать о том, что прячет. Это не я…
Я вышла в студию. Фотограф окинул меня профессиональным взглядом. Остался доволен. Теперь и я рассмотрела его. Он очень красивый. Шатен с густыми волнистыми волосами и внимательными медовыми глазами. Он сам живой соблазн…
— Отлично! Иди на подиум.