Закрытая информация
Шрифт:
В багажник машины бомжи из его бригады загружали собранную «пушнину», то есть стеклотару, рассортированную по картонным коробкам.
– Дань собираешь? – с металлом в голосе спросил Дмитрий, выбирая, куда ступить, чтобы не увязнуть в болоте.
Пыжик заискивающе улыбнулся:
– Способствую, так сказать, утилизации отходов.
На верхней челюсти предводителя мафии мусорокопателей недоставало двух передних зубов. В прореху, когда он говорил, высовывался розовый кончик языка, отчего Пыжик был похож на преданного пса, подбежавшего к хозяину.
– Вы
– К нему.
– Может, проводить? – услужливость Пыжика не знала границ.
– Сам доберусь…
Раскатанная машинами дорога превратилась в речушку кашицеобразной грязи. Рогожин огляделся, высматривая подходящее место для переправы.
– Подождите, я передачу Степанычу приготовил!
Пыжик вернулся с коробкой, на боковой стенке которой красовались штриховой код и надпись: «Сникерс».
– Вот, передайте, пожалуйста, если вас не затруднит.
– Шоколадками ветерана подкармливаешь? – Дмитрий отогнул картонный клапан.
Содержимое коробки состояло из каких-то радиодеталей, клубков проводов, трансформаторов и плат.
– Мне ваш друг заказ дал! – торопливо объяснял Пыжик. – Собирать все, что связано с радиотехникой, и к нему на фазенду сгружать. Вот я и расстарался.
Интерьер землянки изменился. Рогожин приметил это, спускаясь по лестнице. Она словно стала чище и просторнее.
– Степаныч, ты генеральную весеннюю уборку сделал? – вместо приветствия воскликнул Рогожин, отдав честь отставному майору.
Тот сидел на топчане, фасуя по пакетикам какую-то дребедень.
– Руку к пустой голове не прикладывают! – буркнул Степаныч, пододвигаясь. – Лампочку я присобачил. От керосинки глаз замыливается. Аккумулятор Хвалько притарабанил подзаряженный, – он указал на стоявший у изголовья топчана источник питания.
– Цивилизация добралась до пещеры отшельника… – пошутил Дмитрий, выкладывая из пакета продукты. – Расщедрился вождь бомжатника.
– Морду ты ему набил, вот и расщедрился. Он теперь тише воды ниже травы.
Носик чайника без ручки запыхтел паром. Степаныч обхватил его тряпкой, снял с «буржуйки» и разлил кипяток по банкам, предварительно насыпав туда заварки.
– Пей, Дима. Настоящий цейлонский. С пенсии купил… Сегодня четвертинку хлобыстнуть полагалось бы, но я в глухой завязке. С бухалом покончено, – он был угрюм и сосредоточен.
– От Ветрова приходили? – Рогожин внимательно осмотрел старика.
– Придут и по мою душу! Куда они денутся? – с затаенной ненавистью произнес Степаныч.
Он разорвал бумажную упаковку сахара, слипшегося от сырости в монолитный кирпич. Ударом кулака раскрошил его.
– Подсолоди чаек, – ладонью он сгреб крошево в кучу. Помолчал, собираясь с мыслями, и глухо сказал: – Юрчик преставился. Кровью под себя дней десять ходил…
Рогожин знал: юродивого поместили в психиатрическую больницу по распоряжению начальника УВД. Свидетель из умственно отсталого человечка был никудышный, его показания не приняли бы в
– Отбили страдальцу в ментовке внутренности, – продолжал Степаныч. – Я Юрчика в психушке не видел. Ветров встречаться запретил. Сказал: «Приедешь – в дурдоме и повесишься». Санитаров упредил, скотина, мол, старого полудурка харей о железные ворота, если сунется, – лицо отставного майора скривилось, точно от зубной боли. – Тоска, Дмитрий… Больных головой никогда на Руси не обижали. Полагали, юродивые с богом беседуют и простому человеку их разговор не понять. Каждый норовил кусок хлеба в суму дурачку-нищему положить, – накатившаяся слеза предательски блеснула в глазах Степаныча.
– Я знаю, как тяжело друзей терять…
Он вспомнил перевал, гортанные крики иорданца, громовым эхом разносящиеся по ущельям звуки выстрелов снайперских винтовок и предсмертные стоны преданных московскими стратегами бойцов разведгруппы.
В молчании, точно на поминальном ужине, два офицера допили чай, и каждый думал о своем: несбывшихся мечтах, злодейке-судьбе, загнавшей их в землянку на окраине городской свалки, и о тех, кто в этом виноват.
Тишину нарушил Рогожин.
– Тебе Пыжик хлам какой-то передать просил, – он ногой пододвинул коробку. – Ремонтируешь бытовую технику соседей?
Опрокинув коробку, Степаныч высыпал радиодетали на пол. Присел на корточки и, точно петух на навозной куче, стал быстро разгребать образовавшуюся из плат и проводки гору.
– Ты скажи, что надо. Я куплю в магазине. – Заинтригованный азартом отставника Дмитрий поднял трансформатор со сгоревшей обмоткой.
– Бабки лишние? – осуждающе спросил Степаныч, кусачками кромсая пришедший в негодность блок питания телевизора. – Стонут – кризис в стране, а на помойку миллионы выбрасывают. Да здесь баллистическую ракету собрать можно, только ройся, не ленись. Залежи золота под ногами!
– Ей-богу, Степаныч, ты от Плюшкина мало чем отличаешься! – дружелюбно хохотнул Рогожин.
– Ну, у Плюшкина дохлые мухи в настойке плавали, а у меня вот что есть, – не без гордости сказал бывший ракетчик, доставая фибровый чемодан с железной окантовкой.
В таких чемоданах в послевоенные годы офицеры привозили из Германии фарфоровую посуду, шелковое белье и многие другие диковинные предметы роскоши.
Степаныч замешкался с заедавшим замком.
– Показывай сокровища! – шутливо поторопил Рогожин.
Увиденное отбило у Дмитрия охоту упражняться в юморе. На треть чемодан был заполнен желтоватым веществом, напоминающим расплющенные бруски тола.
– Пластит?! – прошептал Рогожин. – Откуда?
Взрывчатое вещество такого типа применялось только в армии. Промышленные пиротехнические работы вроде разрушения скальных пород при прокладке тоннелей, сноса зданий взрывом направленного действия исполнялись тротиловыми шашками, динамитом, но не этим веществом.
Пластит в коробках навешивали на танки «Т-80» или «Т-72», чтобы, взрываясь, он отбрасывал снаряды. Пользовались им и подрывники-диверсанты.