Закрытая информация
Шрифт:
Сапрыкин лично отвозил обернутые в целлофан, похожие на кирпичики хлеба стопки «капусты», передавая по указанным шефом адресам или явкам, где его встречали солидные дяди с неподкупными взглядами и влажными от волнения руками.
Валерию Александровичу не хватало полета фантазии. Он вечно оставался в тени могущественных фигур. На зоне Фарш шестерил перед надзирателями и блатными, за что бывал бит и теми и другими. На воле им помыкал Хрунцалов, представляя своего зама шутом, готовым вывернуться наизнанку, чтобы угодить боссу.
Даже коммерсанты,
– Смотри, Валерий Александрович, чтобы к рукам много не прилипло. Узнает Хрунцалов, высечет публично, сняв с тебя штаны перед всем честным народом.
А этот мусор, начальник УВД, втершийся в доверие к Хрунцалову, вообще Сапрыкина за человека не считал: утверждал, что без его ментовской «крыши» конкуренты или отморозки-уголовники с такого ничтожества, как Валик-Фарш, кожу чулком снимут.
Сладкой жизни при покойничке Валерий Александрович вкусил достаточно: успокоил расшатавшиеся нервы в средиземноморском круизе, отстроил двухэтажную виллу в живописном месте, поменял провинциальных любовниц на профессиональных жриц любви, да и деньжат в австрийском несгораемом сейфе, вмонтированном в пол подземного гаража, скопилось достаточно, чтобы не чувствовать себя нищим.
Но все это не радовало Сапрыкина. Он не хотел быть холуем Хрунцалова, а тем более мальчиком на побегушках у подполковника Ветрова.
В каждую самую ничтожную личность бог заложил крупицу достоинства и гордости.
У Сапрыкина эти качества были помножены на патологическую трусость и равную ей жадность. Он всеми фибрами души ненавидел кабанообразное мурло Хрунцалова, его пошлые подколки, его похлопывание волосатой пятерней по щеке. Сапрыкин копил ненависть, как гадюка яд. И он знал, придет мгновение, когда можно будет выпустить этот яд.
– Смени хозяина, и все будет о’кей…
Дмитрий рассекал толпу, выставив вперед правое плечо. Он старался не упустить из виду Сапрыкина, совершавшего обход ларьков со свитой чиновников. Мэра без конца фотографировал репортер городской многотиражки. Горожане интереса к персоне городского головы не проявляли, предпочитая наслаждаться пивком и халявной «Стар-дринк», щедро раздариваемой парнями в красных куртках.
– Валерий Александрович! – Мужчина с внешностью алкоголика со стажем дернул Сапрыкина за рукав. – Выпейте сотку с пролетариатом!
Он протягивал мэру наполовину опустошенный пластиковый стакан «русского йогурта», накрытый надкусанным бутербродом с сыром.
– Не побрезгуйте… – с улыбкой провокатора добавил мужичок в кепке с переломанным козырьком.
Телохранитель Сапрыкина поотстал. В людской толчее он случайно налетел на путавшегося под ногами ребенка. Конопатая девчушка лет шести, шлепнувшись на попку, в отместку за грубость выплеснула на брюки дяде недопитый стакан «Стар-дринк».
Шустрая малышка, спрятавшись за спину матери, корчила рожицы, а женщина виновато извинялась.
– За такие дела ремнем отходить полагается, чтобы три дня сесть не могла! – Сапрыкинский телохранитель стряхивал капельки коричневой влаги с безнадежно испорченных штанов.
Шум вокруг мэра заставил его вспомнить о своих обязанностях. Привстав на цыпочки, он попытался рассмотреть, что происходит с Сапрыкиным. От охраняемого человека его отделяла плотная толпа. Бесцеремонно расталкивая огрызающихся мужиков, чуть по-обезьяньи сутулясь, телохранитель торил дорогу к мэру.
Дмитрий не упустил возможности. Очутившись за спиной охранника, он плавным движением нанес удар по нервным окончаниям шейных позвонков. Со стороны казалось, что старый приятель приветствует своего друга легким хлопком. Онемевший телохранитель с повисшими плетьми руками застыл словно статуя.
– Переставляем ножки… – тихо шептал Рогожин, подталкивая обмякшего битюга к стульям выездного кафе, развернувшего торговлю на площади.
Тот безвольно подчинялся, шаркая подошвами по асфальту.
– Молодчина, – продолжал Дмитрий. Он поправил очки, съехавшие на курносый нос охранника. – Посиди на воздухе. Так, вытяни ноги и отдыхай.
Усаженный на белый пластиковый стул под полотняным зонтиком с логотипом «Стар-дринк» телохранитель походил на свежеизготовленную мумию – неподвижную и безжизненную. Только страдальчески моргающие глаза выдавали его мучения.
Приметившая странного посетителя официантка, убиравшая грязную посуду и сметавшая крошки со столов подолом фартука, заворчала:
– Ты чего своего собутыльника здесь примостил?! Валите домой отсыпаться, алкаши смердючие! Или в подворотне отходите, если жен боитесь. У нас люди отдыхают, не свиньи.
– Не гоношись, красавица! Устал человек. Пусть полчасика посидит, – миролюбиво улыбнулся Дмитрий. Он нырнул в толпу, оставив выведенного из игры охранника на попечение официантки.
Женщина, ссыпав мусор в картонный упаковочный ящик из-под «Стар-дринк», подошла к развалившемуся на стуле телохранителю. Его голова была откинута назад, а сквозь зубы с шипением вырывался воздух.
– Эх, паскуда! – покачала головой официантка. – Нахилялся! И обоссаться успел! Вставай, бери тряпку и вытирай за собой! – Она дернула охранника за плечо. – Вставай, все штаны мокрые…
Массивная туша оцепеневшего телохранителя даже не шелохнулась.
– Ну и дрыхни! К вечеру всех вас, синюг, в вытрезвитель штабелями вывозить будут, – предвидя итоги праздника, пробормотала официантка.
А Рогожин, уже стоявший впритирку к мэру, наблюдал за разыгрывающимся спектаклем двух актеров: Сапрыкина и человека из народа.