Закрытый клуб
Шрифт:
Очнулся я, когда мисс Серебро спросила:
— Джереми, ты девственник?
И отклонилась назад так, что блузка на груди натянулась.
Я почувствовал, как кровь прилила к щекам, и подумал «Нет», но губы сами сказали: «Да».
Она спросила что-то о моих родителях. Я кивнул. Когда я просыпался, мы говорили о моих секретах. Из-за чего я расстроюсь, если об этом кто-нибудь узнает?
Мисс Серебро была красива. Я все улыбался ей. Другие леди терялись в тени. Сколько времени мы тут сидим?
— Чего ты боишься больше всего? — небрежно спросила она, изогнув брови с вежливым
Я услышал, как что-то отвечаю. К сожалению, я уже спал. Я очень хотел услышать, что говорю.
Я видел странные сны: сине-золотой китайский дракон с трясущимися, как желе, глазами, рука, а в ней дверь, луна, открывающаяся, чтобы пролить свое содержимое.
Я проснулся, лежа лицом на шершавом полу. Мне было холодно и больно двигаться. Глаза медленно открылись. Я увидел грязь, листья. Во рту пересохло, горло болело. Выкашляв пыль изо рта, я пытался пошевелить руками и ногами — по нервным окончаниям словно пробежал огонь.
Я видел вокруг древесные стволы, чувствовал ветер и ничего больше.
Понемногу в голове прояснялось. Я медленно сел.
На мне были только трусы.
Я протер глаза, смахнул паутину. Вокруг я не заметил никаких признаков жилья, сплошные деревья с желтой и красной листвой. Я в лесу.
Через некоторое время я попробовал подняться.
Сперва ноги дрожали, потом дело пошло лучше.
Сосновые иглы впивались в голые подошвы.
Я пытался ступать осторожнее — с пятки на носок. Начало получаться.
Я пошел куда глаза глядят.
Пока я шел, память постепенно восстанавливалась. Я вспоминал неясные образы вчерашнего вечера: мамаша-наседка, лимузин, комната, полная женщин. А потом меня бросили в лесной чаще, раздетого до белья.
В Техасе я слышал о таких вещах. В старину, до того как судебные процессы извели настоящую дедовщину, члены студенческих братств иногда раздевали новичков-кандидатов, завязывали им глаза и отвозили в лес, оставив только охотничий нож и четвертак. Так мы рассказывали друг другу в старших классах, ведь у каждого был какой-нибудь приятель со старшим братом, клявшимся, что это правда.
Ни ножа, ни даже двадцати пяти центов у меня не было. Не иначе на мне решили сэкономить.
Во мне шевельнулось прежнее подозрение, зародившееся еще в доме мистера Кости. Как-то все слишком по-деревенски для V&D. Они смеются надо мной? Очередная насмешка над моим происхождением, вроде потаскушки из трейлера, виснувшей на шее мистера Кости? Или у меня снова паранойя — от недостатка сна и избытка дурацкого чая?
Голова кружилась, от слабости подгибались ноги. Судя по солнцу, я сделал первые шаги часов в восемь утра, а теперь было уже за полдень. Я не ел со вчерашнего дня.
Вдалеке я увидел шоссе и поплелся к нему.
Через час я подошел к одинокому обшарпанному строению на обочине.
Я толкнул дверь и ввалился в грязную комнату как был, в одних трусах. Несколько оборванцев сидели за столами по одному и пили. У дальней стены о чем-то говорили два байкера. Все подняли головы и уставились на меня.
Бармен был в нижней рубашке с жирными пятнами.
— Сынок, — сказал он, — ты не в тот бар зашел.
И
Глава 15
Залитый солнцем большой коридор факультета, его основная артерия, бурлил жизнью. Свет огромными разноцветными стрелами — красными, зелеными, золотыми — косо падал из высоких витражных окон по обе стороны. Потолок, расписанный фресками «Сотворение мира» и «Суд Соломона» в неярких желто-синих тонах, служил своеобразной данью великим сводам Рима и Флоренции. Студенты спешили во всех направлениях, переговариваясь и смеясь с энергией, накопленной за первые выходные самого теплого на моей памяти ноября. Обычно я проходил по коридору невидимкой, изредка здороваясь со случайными знакомыми по пути в аудиторию. Но сегодня, в первый учебный день после инсценированного процесса, я превратился в источник собственной энергии. Гул голосов и шепот предваряли и замыкали мне путь, людская масса расступалась, пропуская меня, и смыкалась за моей спиной. Незнакомые студенты улыбались мне, кивали, хлопали по спине, поздравляли и иногда спрашивали: «Это все хорошо, но почему вы не оспорили то-то и то-то?» Я чувствовал себя солдатом, вернувшимся с войны.
Выход из леса возымел какое-то просветляющее действие а-ля очистительный ритуал: я побывал в дикой глуши, но теперь я снова дома. Байкеры оказались классными ребятами: им страшно понравилась идея бросить кого-нибудь голым в лесу. Они решили прибавить такое дело к своей очередной инициации и даже согласились меня не убивать.
Я нашел Дафну за одним из первых столов в аудитории. Она перечитывала сегодняшние дела. Я подошел к ней в самом превосходном расположении духа, чувствуя себя уверенным и полным сил. Должно быть, она тоже так себя ощущала, потому что подняла на меня глаза и улыбнулась самой прелестной улыбкой, какой я до сих пор удостаивался. Я залюбовался ее загорелой сияющей кожей, амарантовыми губами, черными ресницами, безупречными белками и океанской лазурью радужек.
— Привет, — сказала она, закидывая руки за голову. — Выглядишь как после хороших выходных.
— Так и есть. А ты что делала?
— Вчера спала весь день, будто за целый год отсыпалась.
— Я тоже.
— Кстати, — сказала она с робкой улыбкой, — извини за позавчерашнее. Ну, после суда. Я очень устала… С меня вечеринка.
— Это большая победа.
— Да, — улыбнулась она, — колоссальная. — Дафна подалась вперед: — Ты был великолепен.
— Ты сама прекрасно показала себя. Как ты разделалась с миссис Рейд! Безукоризненно. Двести человек глаз не могли от тебя оторвать.
— Итак, — она потерла руки, — что будем делать?
— Ну, для начала сходим на ужин. Куда-нибудь в особое место, подороже. Сегодня вечером. Годится?
— О да! — просияла Дафна. — Подожди. Сегодня?
— Ну да.
Она странно смотрела на меня, словно не понимая, как это я могу быть сегодня свободен. У меня мелькнула очень плохая мысль. Я попытался прогнать ее. Не может быть. Это невозможно! Но отчего же Дафна смотрит на меня так, словно получила очередное приглашение и недоумевает, почему я не получил его?