Закулисные интриги
Шрифт:
– То есть вы не видели его в день убийства? – уточнил министр.
– Нет. Как я и сказал, последний раз мы общались с Равцом в субботу. У нас также вечерний спектакль был. Я перед началом зашел к Юре. Он обычно всегда в театре перед началом спектакля бывает. Мы выпили по чашечке кофе у него в кабинете. Обсудили предстоящую сдачу Островского и попрощались... И больше я Юру не видел.
– Ну а в театре, может, кто-нибудь заметил у Равца какого– нибудь необычного посетителя или еще что-то?
– Трудно сказать. Надо поговорить с людьми! Но думаю, что нет.
– Вы, как
– Были, конечно, люди, недовольные политикой директора. Это понятно. В основном актеры. – Реджаковский потер подбородок. Он явно волновался.
Голос министра прервал ход его мыслей:
– Так вот, когда вы будете говорить с представителями милиции, не забудьте детали! Постарайтесь вспомнить все. Я, как министр, в первую очередь заинтересован в том, чтобы знать всю правду. Юрий Юрьевич был хорошим директором. И мне сложно будет найти ему замену. Вы ведь понимаете, Геннадий Афанасьевич, что теперь, в отсутствие первого лица в театре, директора, вы представляете учреждение. Кроме того, вы несете ответственность за все, что там происходит. И особенно я бы хотел, чтобы вы обратили внимание на дисциплину, – министр, не отводя глаз, смотрел в лицо Реджаковскому. – Вы не думайте, Геннадий Афанасьевич, что если из министерства нет, так сказать, нареканий, то здесь ничего и не знают о том, что там у вас делается в театре! О том, что в театре давно стала падать дисциплина, говорят уже все вокруг. И мне сдается, что то ужасное событие, которое произошло в театре вчера, является следствием общего беспорядка, если так можно выразиться... То, что у вас лично с директором были последнее время конфликты, тоже стало общеизвестным фактом.
Реджаковский побледнел.
– Как говорится, о покойных либо хорошо, либо никак, – пролепетал он. – Юрий Юрьевич, безусловно, был руководитель опытный и с театром знакомый, что называется, изнутри... Но, к сожалению, на мой взгляд, он несколько превышал свои должностные обязанности. По Уставу за весь творческий процесс отвечаю я. Но реально Юрий Юрьевич в последнее время стал контролировать буквально все. И вопросы, касающиеся творчества в том числе.
– Почему вы говорите мне об этом только сейчас? Вашей прямой обязанностью было доложить в министерство о том, что происходит. А в чем это выражалось, вы можете привести конкретные факты? – Аркадий Михайлович оттолкнулся ногами от пола и вместе с креслом на колесиках откатился назад.
– В прошлом году в творческий план работы театра была включена постановка спектакля по пьесе Михаила Булгакова. И еще четыре спектакля. Два детских и два современных авторов, рассчитанные преимущественно на молодежную аудиторию. Дирекция, насколько мне было известно, была против постановки пьесы Булгакова, но художественный совет настоял, и пьесу включили в сметы. Но реально мне даже не дали приступить к репетициям. На протяжении всего театрального сезона я заваливал дирекцию служебными
Геннадий Афанасьевич не на шутку распалился. Он подался вперед и навис всем корпусом над столом. Он не заметил, как Аркадий Михайлович встал из-за стола и снова стал расхаживать по кабинету.
– Так, так, – подбадривал министр Реджаковского.
Он курсировал по комнате из одного угла в другой вдоль стенки. Услышав голос Брызгунова у себя за спиной, Геннадий Афанасьевич вздрогнул и посмотрел назад.
– Продолжайте, – повторил министр. – По какой причине Равец, как вы говорите, не разрешал вам приступить к спектаклю? Смета была оформлена правильно? Проекты договоров на режиссера, композитора?..
– Все документы были в порядке. Вернее, как?.. Всегда можно найти, к чему придраться. Смета была. Экспликацию я тоже предоставил. Сначала урезали почти наполовину смету...
– Простите, что прерываю, но какая сумма у вас там была?
– Около семисот тысяч...
– Ну, это немалые деньги! – живо отреагировал Брызгунов.
– Я Юрию Юрьевичу сразу назвал несколько пунктов, по которым можно было подвинуться, – начал оправдываться Реджаковский. – Декорации минимальные, часть реквизита из подборки... Да что там говорить теперь!
– В конечном счете, насколько мне известно, в театре начали репетировать Булгакова, – Аркадий Михайлович подошел к своему рабочему столу и снял с телефонного аппарата трубку.
– Да, действительно начали. Две недели назад. Но с приглашенным из другого театра режиссером и в несколько ином актерском составе...
– Лада, пригласите мне Олега Павловича в кабинет, пожалуйста... Да, прямо сейчас, – сказал министр в трубку и снова обратился к собеседнику: – Насколько мне известно, Юрий Юрьевич вел переговоры с одним очень интересным режиссером из провинции. Это тот самый человек?
– Ну, интересным его действительно можно назвать. Он поставил потрясающее шоу с обнаженными актерами по пьесе Шекспира в одном из театров... не помню, где точно. В роли Джульетты у него выходила немолодая особа...
– Я прошу прощения, но давайте не будем удаляться от темы. У меня еще две встречи перед совещанием в правительстве, – поторопил Реджаковского министр.
– Я только хочу сказать, что задумка этого режиссера в отношении нового спектакля не имела никакого отношения к творческому направлению театра. И я даже рад, что в конечном итоге репетиции отменили.
– Я, Геннадий Афанасьевич, вас услышал. И по-прежнему остаюсь убежденным в том, что Равец был человеком с прекрасным деловым чутьем. Его профессиональное актерское образование давало основание в полной мере полагаться и на его, так сказать, понимание вашей творческой концепции. Но не будем сейчас вдаваться в подробности творческого процесса. Я должен еще раз вас предупредить, что сейчас, после убийства Равца, и к театру, и к министерству будут проявлять повышенное внимание. На вас ложится вся ответственность за дисциплину. То есть фактически за все, что происходит в коллективе. В театре дисциплина, как говорил Станиславский, – это главное. Так?