Заледеневший
Шрифт:
— Да и Париж тоже. Вся Франция в таком же положении, — подал голос Бельво.
Жан-Клод каким-то образом умудрился остаться сухощавым, несмотря на сверхсытое и обеспеченное во всех отношениях детство. У него была бледная кожа. После добрых, взирающих на все с любопытством глаз главным украшением его внешности являлись блестящие курчавые черные волосы. Выходец из богатой семьи, Жан-Клод получил ученую степень по медицине в Сорбонне, а вместе с ней и возможность практиковаться в акушерстве и гинекологии в первоклассно оборудованной клинике в 16-м округе Парижа.
— За «Триаж». — Геррин поднял свой бокал «Лафройга», и все чокнулись.
Мужчины выпили, наблюдая, как тьма спускается на город. Временами они молчали, словно чего-то ожидая. Вдруг запиликал телефон Геррина. Он ответил, выслушал сообщение и отключился. Затем из сейфа, вделанного в стену номера, Геррин достал спутниковый телефон «Глобалстар». Выйдя на балкон, приладил к аппарату длинную антенну, ввел последовательность цифр номера и стал ждать. Снова что-то прослушал и, не сказав ни слова, положил трубку.
— Смена прибыла, — сообщил Дэвид, обращаясь к коллегам.
— Слава богу, — промолвил Кендалл голосом человека, только что вынырнувшего из воды после долгого пребывания на глубине. Он допил свой бокал, потряс головой и посмотрел куда-то в сторону, мимо Геррина и Бельво. — Мы всегда были честными по отношению друг к другу, верно? Поэтому я должен признаться вам, что боюсь, правда, не сильно, но боюсь того, что мы уже почти там.
— В этом нет ничего постыдного, Йэн, если принять во внимание то, что мы затеяли, — сказал Геррин. — Галилею повезло избежать сожжения на костре.
— Но тут уж стоит вспомнить, скольким другим пришлось сгореть, — покачал головой Кендалл.
— Вашего соотечественника Эдварда Дженнера, — со вздохом произнес Бельво, — обвинили в служении Сатане. В том, что он наносит порезы детям, включая собственного сына, и мажет их раны гноем, собранным из ран животных. По счастью, ему удалось отвертеться от виселицы.
— Была бы возможность, немало нашлось бы таких, кто с радостью вздернул бы или четвертовал несчастного старика Дарвина, — усмехнулся Кендалл.
— Ну все, успокоились, — скомандовал Геррин, и его коллеги улыбнулись.
— Я, например, рад, что высшая мера наказания уже не применяется, — заметил Бельво.
— Скажите об этом Саддаму Хусейну. И бен Ладену, — посоветовал Кендалл.
— Но ведь мы же — не они, — возразил Геррин.
В этом трио он был подстрекателем, Бельво — главной фигурой, Кендалл — дипломатом.
— Разумеется, нет. Такое сравнение даже звучит странно, — согласился Бельво. — Но ведь дело еще и в том, что их действия можно считать легкими шалостями по сравнению с «Триажем».
— Без «Триажа» эта планета превратится в сумасшедший дом. —
— Мы все согласны с этим, Дэвид, — заверил его Кендалл, положив ладонь на плечо Геррина. — Иначе нас бы здесь не было, верно?
— Разумеется, нас бы здесь не было. — Геррин допил виски, выражение его лица смягчилось. — Простите меня. Кажется, мы все как на иголках.
— Интересно, так ли чувствовали себя люди, летевшие на Хиросиму? Перед тем, как сбросить бомбу? — неожиданно спросил Бельво.
Наступила короткая пауза, которую нарушил Геррин:
— Ничего похожего, друзья мои. Ничего похожего.
— А мы можем быть уверены в том, что угрозы «Триажу» больше не существует? — поинтересовался Кендалл.
— Не уверены, а абсолютно уверены. — Геррин вообще-то был скуп на улыбки, однако сейчас широко улыбнулся, желая этим придать весомость своим словам.
«Триаж» прошел через долгие этапы планирования; занимаясь этим, они знали друг друга уже много лет. Услышь Геррин этот тревожный вопрос от кого-нибудь другого, он мог бы ответить сухо и даже резко, а вот сейчас понимал: в этом вопросе сконцентрировано все, что волнует душу коллеги.
— Но ведь угрозы могут быть самого разного толка?
— Это исключено. Тот, кто отвечает за нашу безопасность, следит за этим.
— А если он обнаружит что-то ранее неизвестное?
— Тогда он усилит свою активность, чтобы отработать те значительные суммы, что мы ему платим.
Все ненадолго замолчали. Бельво, смотревший в свой бокал, поднял глаза. Геррин, как врач, больше других сомневался в допустимости подобных вещей. Необходимость, неизбежность — все это он, безусловно, осознавал. И все-таки… данная им клятва.
— Так это будет несчастный случай или самоубийство? — уточнил Бельво.
— Слишком много несчастных случаев может привлечь к делу нежелательное внимание, — предположил Кендалл.
— Их будет всего несколько, — ответил Геррин. — Смерть там не является чем-то странным и необычным. Позвольте вам напомнить, что именно это было одной из причин, почему мы выбрали то место.
— Да, а также еще и потому, что из этой лаборатории ничего не просочится, — добавил Бельво.
— Вы правы, — поддержал его Геррин. — Южный полюс — именно то, что нужно.
Часть вторая
Лед в огне
Пахнуло духом свежей крови пролитой…
То запах жертв.
9
Сама мысль о том, чтобы спать на койке, где была замучена и убита Эмили, вызвала у Халли отвращение. Она сидела на полу в темноте; ее по-прежнему тошнило, внутри все кипело — ее переполняли какие-то незнакомые до этого момента чувства. Ощущения, которым нет названия. Какие-то животные чувства, перемешанные со жгучей злобой. Даже смерть отца не вызвала такой реакции. К тому же это было естественным событием.