Залив Гавана
Шрифт:
— Вы теперь член клуба, — сказал О'Брайен, — как ощущения?
— Все довольно таинственно.
— Ну, вы здесь всего шесть дней. Чтобы понять Кубу, требуется вся жизнь. Вы согласны, Джордж?
— Абсолютно.
О'Брайен поднялся на ноги.
— В любом случае, нам пора. Наступает время ведьм, и вообще, я устал.
— Приблуда участвовал в этом? — спросил Аркадий.
— Если вы действительно хотите знать, приезжайте на яхту завтра вечером.
— Завтра вечером я улетаю в Москву.
— Как хотите, — сказал Уоллс и
— Что же такое яхт-клуб «Гавана»? — спросил Аркадий.
— А чем бы вы хотели, чтобы он был? — спросил Джон О'Брайен. — Несколько парней на отдыхе ловят рыбку. Развалины здания, ожидающие прикосновения волшебной палочки, которая превратит его в сотню миллионов долларов. Группа патриотов, ветеранов войн своей страны, приятно проводящих вечер. Чего бы вы пожелали? Он то, что вы выбираете для себя.
24
DeSoto припаркован у «Роситы». Офелия была в номере. Она лежала в постели, плотно завернувшись в простыни. Аркадий разделся в темноте, лег рядом с ней и по ее дыханию понял, что она не спит. Он провел рукой по ее груди, по плечу и нащупал пистолет в ее руке.
— Ты возвращалась туда.
— Я хотела посмотреть, что там оставил Луна.
— Ты пошла одна? — спросил он. В ответ красноречивое молчание. — Ты сказала, что возьмешь кого-нибудь с собой. Мне не надо было отпускать тебя одну.
— Я не должна бояться войти в дом одна.
— А со мной такое бывает довольно часто. Что ты там нашла?
Она описала состояние Русско-кубинского центра, лобби и каждого помещения, в том порядке, в котором она исследовала их, козу, дверь в буфет и гранату, которая была привязана к ней. И как она пробиралась после взрыва в буфет и кухню, лишенную плит, морозильников и холодильников. Как потом тем же путем вернулась в лобби, установила лестницу на ограждение балкона и поднялась в бельэтаж, чтобы обыскать комнаты на том уровне, открывая каждую дверь ручкой швабры. Взрывных ловушек больше не было, никаких коз, только помет и открытые банки с российским бальзамом для волос, которые они вылизали до блеска.
Когда она вернулась, время их встречи в парке давно прошло и его уже нигде не было.
— Я думала, ты не вернешься. — Она отложила пистолет, поцеловала его в губы и медленно отпустила.
— Мы просто разминулись.
Он обвил ее руками и почувствовал, как она скользнула под него. Через мгновение он был в ней. Ее язык был сладок, спина твердой, там, где они соединились, она была бесконечно глубока.
Они ели банановый хлеб с пивом, Аркадий рассказал Офелии о своем вторжении в квартиру Мостового. Обо всем, кроме пожара. Поджог она наверняка бы не одобрила. Он улыбнулся. Офелия сломила его самозащиту, маленькая птичка на колючей проволоке. Ему также доставлял удовольствие — то ли профессиональное, то ли болезненное — разговор с коллегой. Она была коллегой, хотя ее точка зрения была не просто из другого мира, она относилась
— В Гаване есть районы без электричества уже много недель, но вы нигде не прочитаете об этом, — она указала на газету, в которую был завернут хлеб. На первой полосе — покрытая пятнами фотография революционеров, празднующих победу, и красное знамя с надписью «Гранма». — Это — официальная газета партии.
— Она двухнедельной давности. — Аркадий посмотрел на дату.
— Моя мать не читает ее, получает только для того, чтобы заворачивать еду. Что бы Луна ни украл — телевизор, видеомагнитофон, обувь — он это уже вывез. Там ничего нет.
— Он пытался убить нас в машине. Он убил Хеди и ее итальянского друга, если использование мачете и ножа для колки льда что-нибудь значит. Я не думаю, что это банальное сочетание орудий убийства. И если он обезвреживал мины в Анголе, он вполне мог установить растяжку. Думаю, что кража видеомагнитофона Руфо — самое малое из его преступлений.
— На самом деле, он только ударил автомобиль с твоей стороны, — сказала Офелия.
— Что? — «Это было новым поворотом», — подумал Аркадий.
— Он только засунул меня в багажник.
— Он оставил тебя, ты бы могла задохнуться.
— Возможно. Но ты меня вытащил.
— И затем он попытался изрубить машину.
— Тебя, главным образом, — это показалось Аркадию спором о мелочах. Офелия продолжала: — Итак, ты пошел в яхт-клуб и не нашел меня. Что потом?
— Я сам толком не понял, — он рассказал ей об ужине с лобстерами в паладаре «Ангола». — Они все были вояками, и они называли себя яхт-клубом «Гавана». Насколько это необычно, чтобы офицеры сняли такой частный ресторан, как этот?
— Это бывает.
— И заказывали там лобстеров?
— Возможно, это были их собственные лобстеры. Многие офицеры занимаются подводной охотой. Флот тоже продает лобстеров. Офицеры питаются не так уж плохо.
— Они казались недовольными.
— Это все Особый период — все недовольны, кроме нас с тобой. На чем они приехали?
— На внедорожниках.
— Ты смотри!
— Но, по крайней мере, половина из них не ела лобстеров.
— Вот это уже странно, — согласилась Офелия.
— Никаких речей.
— Очень странно.
— Я тоже так подумал, учитывая то, что я кое-что знаю о характере кубинцев. Кроме того, Уоллс, О’Брайен и Мостовой тоже были там. О’Брайен представил меня им как «нового боло», мол, я теперь буду занимать место Приблуды. Я чувствую, что-то произошло на моих глазах, а что, я не понял. О’Брайен всегда опережает меня.
— Он не совершил никакого преступления.
— Пока, — Аркадий не упомянул об ордере на арест из Америки или сахарном обмане России на 20 миллионов долларов. — Почему двадцать высокопоставленных кубинцев называют себя яхт-клубом «Гавана»?