Заложница в академии

Левина Ксюша

Я говорила? Лис и Якоб переехали в Р-1, девчонки визжали от восторга, освободили им комнату, теперь у нас один из очагов сопротивления.

В общем, жизнь тут кипит, но вас двоих все ненавидят и ищут.

Жди новостей! С любовью, Лю!”

— Что у тебя? — интересуется Рейв, отложив письмо от Якоба.

— Лю называет Блауэра и Прето “Лис и Якоб”. Мне кажется, что это неспроста.

— О, это точно неспроста, — смеётся Рейв. —

Кажется, в Траминере всё кипит.

Всю неделю выходят статьи о том, как траминерцы травили своих детей. Мэра Хейза свергают, а потом дело доходит и до главы государства. Бланы бегут из страны, Хардины попадают в тюрьму вместе с Хейзами, Блауэр старший оказывается под следствием и рассказывает правдивую историю доктора Масона, который становится символом революции. Прето идёт на сотрудничество с новыми властями, пока его жена и сын покидают Траминер вместе с сыном Блауэров.

— Куда они все денутся? — спрашиваю Рейва. Он жмёт плечами.

— Если припрутся сюда, придётся ставить во дворе палатки и надеяться, что дорнийскому князю не придёт в голову организовать нам снег.

— Это Дорн, тут ни на что нельзя надеяться, — улыбаюсь в ответ, мысленно прикидывая, где устроить, если что, беспризорников.

Спустя три дня оказывается, что Порты вернулись на родину миссис Порт, в Бревалан, так же как семья Нимеи Нока. А вот Якоб решил воспользоваться предложением Дорна, так как его мать, будучи чистокровной аристократкой, не пожелала покидать Траминер. Блауэр появился на пороге домика ранним утром, мы как раз завтракали в беседке и не сразу его услышали.

Он прошёл через весь дом и вышел на террасу с блаженной улыбкой на лице.

— Какая идиллия!

— Якоб! — Рейв бросается к другу, и мне явственно кажется, что он испытывает облегчение. — Что? Не стал в первые ряды революции?

— А всё… Всё закончилось, — улыбается Якоб. — До вас не доходят новости?

— Ну… скажем так, весьма медленно, — я закатываю глаза и тоже встаю навстречу Якобу.

— Найдётся место для меня?

— Поставлю палатку, — конечно, всё давно продумано, но это совершенно точно не палатка.

Мы с Рейвом, не сговариваясь, обустроили вторую крошечную спаленку, которая раньше была моей комнатой и поставили туда два раскладных диванчика, купленных с рук у улыбчивого соседа.

— Где Лю? — почему-то я была уверена, что если Якоб прибудет, то вместе с ней.

— Она… — он откашливается. — Почём мне знать? — улыбка не кажется искренней.

— А как остальные?

— Вы удивитесь, но Нока страдает по Фандеру Хардину, это мне Лис рассказал. Он звучал разочарованно.

— Ты не путаешь? Нимея и Фандер?

— О, они не вместе, ничего такого, но Лис в этом уверен, потому что она не стала с ним проводить время в Бревалане. Не знаю насколько он искренен, а насколько всё выдумал. Девчонки Ува вернулись домой, а Пьюран и её родители…

— Что?

— Ну скажем, сейчас Иные на хорошем счету у государства. Они в ярости немного… Слышали? Главой государства

стал Илунжинец. В общем, родители Пьюран поддерживают новую власть, и у неё всё будет хорошо.

В его голосе я слышу тоску, но в душу не лезу. Лю пишет мне два дня спустя и кажется, что она счастлива, но обещает в скором времени навестить.

— Вот и всё, — шепчет Рейв.

Мы сидим с ним в беседке. Поздний вечер, всюду что-то поёт, щебечет, щелкает клювами. Светляки переливаются в зарослях пионов, пахнет мукатами, и нет никакого намёка на осень или скорый снег.

— Ага…

— Спокойно на душе?

— Спокойно. Мне ответили из ветеринарного колледжа, видел?

— Да, нашёл письмо на кухне.

Они рады меня принять после теста, который определит мой уровень подготовки. Я совсем в себе не сомневаюсь и не думаю, что учёба покажется сложной. Рейву разрешили написать диплом в местном институте, и он каждый вечер зарывается в книги, в остальное время подрабатывает в алхимической лавке.

Он кажется таким счастливым, когда приходит с работы. А ещё интересно, что в десять вечера, когда в Траминере обычно наступал коммендантский час, он напряжённо вглядывается в стрелку, а потом проводит рукой по отросшим волосам и… улыбается.

Ему перестала писать мать. И один раз написал отец.

Рейв занимается садом, делает сырные гренки, работает в лавке и дружит с нашим престарелым соседом, которому помогает с его кустами гортензий, потому что это действительно легко для мага земли.

Он пишет диплом, и я видела, как он управляется с лунным ножом — это великолепно, а я чувствую себя коровой, хоть это, наверное, и не так. Я просто сильна в другом.

Рейв иногда берёт работу на дом, и я снова слышу, как звенят в лаборатории склянки, в такие минуты меня охватывают на секунду ревность и тоска. Я не могу от них избавиться, а Рейв говорит, что это я так скучаю по папе, и советует писать ему письма, чтобы освободить голову.

Я соглашаюсь. И пишу.

К нам иногда приезжает бабушка Брайт и ворчит, что я выбрала себе красавчика, не посоветовавшись с ней. А один раз приезжал дядя и спрашивал, почему мы не попросили политического убежища в его дворце, но я только предложила ему сырных гренок и кофе. Он согласился, вечер прошёл отлично, а на утро Рейв спросил, почему я не рассказывала, что мой дядя — дракон. И сам темнейший князь.

— Не хотела, чтобы ты влюбился в меня ради моих денег, — смеюсь я.

На самом деле у меня нет никаких денег, но дом бабули Брайт перейдёт мне по наследству, когда она умрёт. Спойлер: никогда.

Я каждый день плаваю в жемчужном море, а Рейв полюбил рыбачить. И я, как истинная Сирена, соблазняю несчастного рыбака.

Идеальное преступление.

После эпилога

Что-то вроде двух или трёх лет спустя

Этот дом знают все.