Заложница

Каммингс Мери

Нет, чашка не разбилась — пострадали только туфли, в результате залитые снаружи и изнутри кофе. Как Грейс потом ни сушила и ни протирала их салфеткой, стоило сунуть в них ногу — и они снова начинали противно хлюпать.

Остатки торта, по традиции, достались «виновнице торжества». Правда, остатков этих получилось не так уж много: за приятной беседой время текло незаметно, и так же незаметно, сам собой, на тарелке оказывался новый кусочек, а в чашке — еще кофе.

Возможно, еще час — и от торта бы осталось только воспоминание, но внезапно раздавшийся

звонок прервал веселье.

— Господи, Фред! — испуганно вскочила Моди и бросила на ходу: — Я обещала ему сегодня прийти домой пораньше! — Схватила трубку. — Да, я уже выхожу!.. Что?.. Что-о?!.. — Вытаращив глаза, она прислушивалась к тому, что говорил голос в трубке. — Что ты говоришь?!.. Ужас какой!!!.. Да, я обязательно передам!

Положив трубку, Моди обернулась.

— Девочки, это Кип звонил. Того преступника, про которого он сегодня рассказывал, пытались искать с собаками. Так вот — собаки потеряли след на шоссе, всего в полутора милях от нас! И его сейчас ищут в городе, и Кип просил нас побыстрее ехать домой и больше не высовываться. И ресторан сегодня тоже раньше закроют, и дороги уже перекрыты, и приехали полицейские из Денвера, и сейчас проверяют, не подвозил ли его кто-нибудь!

Несколько секунд все потрясенно молчали. Потом Анита нерешительно подала голос:

— Я сейчас позвоню папе, пусть он за мной приедет! Вы подождете, пока он приедет? Пожалуйста, я не хочу одна здесь оставаться!

Отец Аниты приехал быстро — она жила всего в двух кварталах. Уже наслышанный о происходящем, он предложил развезти по домам и остальных женщин, но Грейс сразу отказалась — ей не хотелось завтра возвращаться к магазину за машиной — а вслед за ней и Моди.

Все вместе они вышли из магазина. На улице было пусто и неуютно. Ветер завывал как-то особенно зловеще, фонари покачивались, отбрасывая колышущиеся тени. Анита, испуганно оглянувшись, быстро села в отцовскую машину, а Грейс и Мод отправились на стоянку — точнее, на обширный задний двор, где стояли помойные баки, но хватало места и для автомобилей владельцев полутора десятков окрестных магазинов.

Грейс владело одно желание: как можно быстрее оказаться в спасительном тепле машины и домой, домой! А там камин и коты, и бутылочка смородинового ликера — и целых восемь дней отпуска, когда можно вообще не выходить из дома, сидеть на чердаке и разбирать бабушкины сундуки! Где-то там наверняка хранятся старые журналы, которые бабушка ей показывала: со страшными историями про привидения, портретами дам в изящных шляпках и рассказами о путешествиях по Амазонке!

Но именно тогда, когда они, обогнув магазин, добрались до стоянки и Грейс уже увидела освещенный фонарем бок своего «Судзуки», Моди снова вспомнила утренний разговор и, очевидно, решила поставить в нем последнюю точку:

— Грейси, подумай еще раз над тем, что я тебе сказала! Нельзя всю жизнь одной жить! Вот сегодня — каково тебе будет одной в пустом доме ночевать?! Хочешь, — ее вдруг осенила новая мысль, — хочешь, приходи к нам в следующее воскресенье ужинать?! У Фреда есть один приятель…

— Посмотрим, — Грейс не хотелось сейчас выслушивать подробное описание достоинств приятеля

Фреда, проще было отделаться неопределенным ответом: — До будущего воскресенья еще целая неделя. Может быть, к тому времени в моей жизни появится какой-нибудь таинственный незнакомец!

— Никого у тебя не появится, — опустила ее с небес на землю Моди, — если ты весь отпуск просидишь на чердаке над бабкиными сундуками! Короче, я позвоню тебе на неделе!

— Ладно, — нехотя согласилась Грейс.

Удовлетворенная Мода быстренько погрузилась в машину и уехала, Грейс же, положив рядом с собой на переднее сидение остатки торта, занялась непростым делом: начала выводить «Судзуки» задним ходом из узкого промежутка между помойными баками.

Въехала она туда утром легко — но сейчас баки, очевидно, кто-то сдвинул, и они стояли почти вплотную к машине. Осторожно, то и дело выглядывая из окошка, Грейс продвигалась буквально по дюйму, одновременно гадая: этот приятель Фреда окажется просто занудой — или занудой нахальной и с претензией на остроумие?!

Ну почему они все не могут оставить ее в покое и дать жить так, как ей хочется?! Никого не обслуживать, не терпеть ничьего бурчания и дурного настроения, не смотреть идиотский футбол и не вставать рано по выходным, чтобы приготовить для кого-то завтрак — ну чем, чем это плохо?! И вовсе она не одна…

Слава богу, удалось выползти не поцарапавшись! Грейс вздохнула с облегчением…

И вот тут-то все и произошло! Дверь машины неожиданно открылась, на переднее сидение рухнул огромный мужик, страшный и небритый — и, направив на нее пистолет, прохрипел:

— Двигайся с места — и чтоб ни звука!

В следующий момент Грейс осознала еще две вещи: что от этого типа отвратительно пахнет и что сидит он прямо на пакете с остатками торта. Последнее вызвало у нее вопль отчаяния.

Ей удалось только слабо пискнуть: жесткая тяжелая рука мгновенно наглухо запечатала ей рот.

— Я сказал — ни звука! — прокомментировал мужик.

Грейс дернулась, пытаясь вывернуться. Ей показалось, что сейчас ее стошнит: от руки тоже мерзко воняло.

— Ы-иы… — провыла она. Это означало «Пусти!».

Как ни странно, тип сразу понял и спросил:

— Если отпущу — будешь молчать?

Она энергично закивала. Медленно, не сразу, рука отодвинулась от ее лица, и Грейс, закашлявшись и всеми силами пытаясь сдержать рвоту, судорожно потянулась к стоявшей на приборной панели коробке с «Клинексом».

— Вот так, — поощряюще сказал незнакомец, наблюдая, как Грейс вытирает рот салфеткой. — Если будешь молчать и хорошо себя вести — я тебе ничего не сделаю. Ясно?

Пока что ей было ясно только одно: это, несомненно, тот самый преступник, про которого рассказывал Кип! Которого сейчас всюду ищут с собаками!

Удовлетворенный ее молчанием, преступник качнул пистолетом и сказал:

— Давай, заводи — и поехали!

— Ты сидишь на торте! — неожиданно для самой себя выпалила Грейс.

— Что?!

— Ты мне на торт сел!

— Какой еще… — он быстро сунул под себя свободную руку, тут же выдернул ее и оторопело уставился на пальцы, вымазанные белой кашицей.