Заложница
Шрифт:
Некогда так некогда! Не хочет слушать — не надо, пусть себе продолжает совещаться, как поймать преступника, который на самом деле лежит у нее в коридоре!
Рассердившись, она принесла из гостиной плед: пусть лежит в тепле!
Снова Кип позвонил только часа через три. К этому времени Грейс успела покормить котов, принять душ, переодеться, сменить котам песок и поужинать — и сидела в гостиной, уставившись в телевизор и иногда с опаской поглядывая на своего незваного гостя. Тот не подавал никаких признаков жизни, но на всякий случай на диване рядом с ней лежал пистолет.
Спать
Позвонив, Кип с места разразился монологом, обличающим проклятых понаехавших на его голову техасских выскочек, которые чувствуют себя здесь, как дома, и учат его, как надо работать! А начальство отменило все увольнительные и отпуска, так что бейсбола ему уже точно не видать, а такой матч должен быть — зашибись!
Грейс терпеливо ждала, пока он иссякнет, мысленно репетируя, каким тоном она сейчас скажет: «Можешь забирать своего преступника!»
И тут Кип произнес фразу, от которой ей стало нехорошо «Ну ничего, теперь этому Рейлану О’Кифу точно электрический стул светит!»
Она не поняла, переспросила: как же так, почему, он что — маньяк?!
«Ты что — с Луны свалилась? — хохотнул Кип. — В Техасе законы пожестче, чем наши — убийц полицейских там казнят без разговоров. До сих пор на нем крови не было — он по банкам шуровал, но теперь поджарят его, как пить дать! Да, а чего ты звонила-то?»
И Грейс не сказала «Можешь забирать преступника!», вместо этого промямлила нечто неопределенное — что хотела, мол, просто узнать, нет ли новостей. Повесила трубку, выключила телевизор и долго сидела, глядя на плед, из под которого по-прежнему доносилось тяжелое дыхание.
Значит, его убьют…
Почему-то вдруг представилось, что это произойдет прямо при ней. Что его заставят встать — может быть, даже пнут ногой в и без того покрытый синяками бок и поведут по коридору, и выведут во двор, прямо под лимонное дерево, и выстрелят…
Она понимала, что это чепуха, что все будет не так и его сначала должны судить — но никак не могла изгнать из воображения страшную картину. Его убьют…
Конечно, это закон такой, и, наверное, правильно, раз закон… И она сама сотни раз смотрела боевики, где все было ясно: вот это — преступник, убийца, и он плохой, и такого не жалко! Но до сих пор это было в кино и не относилось к конкретному человеку…
К человеку, который пил у нее на кухне чай, обхватив кружку так, словно хотел согреть руки с покрасневшими распухшими пальцами. И ел у нее в машине размазанный торт, и открыл ей дверь — так что не пришлось лезть в окно кухни. И рассердился, когда заметил, что она подглядывает в зеркало…
К конкретному живому человеку…
У него были очень темные глаза — сердитые и усталые, и ему было больно, когда она стащила с него ботинки. По-хорошему ему надо бы обработать ноги мазью…
Он не сделал ей ничего плохого,
Она сейчас позвонит, скажет всего несколько слов — и его уведут. И она будет жить дальше, и никогда не узнает, жив он еще — или уже нет…
И тогда Грейс принесла матрац, перевалила на него тяжелое, пышущее жаром тело и, пятясь как муравей, потащила его в чулан — подальше от посторонних глаз.
Когда-то, когда ей было лет восемь, у них на заднем дворе жил уж. Грейс увидела его первой, сказала бабушке — они вместе сходили посмотрели, и бабушка подтвердила, что это точно уж, и его можно не бояться.
Если было солнце, он дремал, свернувшись на старой плите, иногда — ползал в траве или забирался под крыльцо. Грейс он особо не боялся — только поднимал голову, когда она подходила, и высовывал черный раздвоенный язык. Порой он уползал неизвестно куда по каким-то своим ужиным делам — а потом снова появлялся.
Грейс так привыкла к нему, что даже начала подкармливать: находила больших червяков и кидала в траву рядом с ним — найдет, полакомится. И ставила молоко на ночь. К утру блюдце обычно бывало пустым, но она так до сих пор и не знала, кто выпивал это молоко — уж или бездомные кошки.
А потом его убили. Он заполз к соседям, миссис Бирн завизжала: «Змея!!!», и ее муж не стал разбираться — просто затоптал его своими огромными сапожищами…
Проснувшись, Рейлан сразу понял, что дело идет на поправку. Правда, при каждом неловком движении треснутое ребро давало о себе знать, да и ослабел он изрядно, но голова была ясной, температура, похоже, нормальной, а главное — очень, просто зверски, хотелось есть.
Кроме белолапого Кинга, который, словно часовой, сверлил Рейлана со шкафа немигающим взглядом, в чулане никого не было. В окошко под потолком светило солнце, а из коридора пахло жареной рыбой, горелой бумагой, цементом и кофе. От этой смеси запахов засосало под ложечкой.
— Ну что — иди, докладывай, что я уже проснулся! — сказал Рейлан «часовому». — И намекни там, что я пожрать бы не отказался! Иди, иди!
Кот обиженно мяукнул, соскочил со шкафа и выбежал за дверь.
Грейс появилась через минуту — в джинсах и заляпанной чем-то белым футболке, с завязанными сзади в хвостик волосами. Руки с растопыренными пальцами тоже были испачканы, и она держала их наотлет от туловища. Не поздоровалась, не улыбнулась — с порога выпалила:
— Ну что? Как ты?
— Вроде лучше.
— Сейчас я помою руки, принесу тебе таблетки, завтрак и все прочее.
— Мне бы… умыться надо сходить и зубы почистить. И хорошо бы еще одеться во что-нибудь.
— Не стоит тебе по коридору ходить. Соседи могут увидеть в окно.
— Я быстро. Туда и обратно!
— Ты думаешь, ты уже сможешь идти? — неуверенно спросила она, ища, похоже, любой предлог для того, чтобы сохранить «статус-кво».
— Смогу.
Ему показалось, что Грейс заколебалась — но тут же, нахмурившись, покачала головой.