Заложник любви
Шрифт:
Она засопела и зашмыгала носом, как совсем уж не подобало делать такой красивой женщине, как она.
— Мне нельзя плакать, смоется обувной крем!
Ник попробовал улыбнуться.
— Я боюсь, — сказал он.
— Боишься?
— За тебя. Я не думал, что ты станешь подвергать себя такой опасности. Это не входило в мои расчеты. Я тебя просил и предупреждал…
— Дурацкая, яйца выеденного не стоящая чепуха! Не мели вздор сейчас, Ник! Я пришла спасти твою вшивую шкуру, а ты!.. Я люблю тебя!
— И я люблю тебя, — ответил резко он, — и поэтому хочу,
Конни схватилась пальцами за край окна и подтянулась на цыпочках. Теперь она могла видеть его всего.
— Послушай, идиот! Ты заставил меня влюбиться в тебя, когда я была совершенно убеждена, что только один человек что-то значит для меня в этом мире. И ты клялся мне, что не хочешь ввязываться в эту историю, а сам такою ценой вызволил моего отца! Ты дал им посадить себя, как шелудивого пса, на цепь!
— Если ты пришла сюда, чтобы оскорблять меня, лучше побереги слова!
— Я пришла сюда, чтобы выручить тебя из беды! Если ты не возражаешь, то я скажу тебе со всей откровенностью: весь твой вид кричит о помощи, что бы ты ни говорил!
Она была ему нужна. Она и только она. Она изменила всю его прежнюю, никчемную жизнь. И что он только желал сейчас, так это видеть ее рядом с собою всегда.
— Поль здесь? — спросил он хриплым голосом.
— Возможно, я и храбрая, как ты говорил, но не такая дура, чтобы прийти сюда одна. Папа с рацией сидит у дороги на случай, если возвратятся мятежники, а у Поля при себе небольшой личный арсенал вооружения, которым смог бы гордиться даже Рэмбо.
— Он дал тебе хотя бы пистолет? Передай мне его!
Конни пропустила просьбу Ника мимо ушей. Поль дал ей гранату, приказав выдернуть чеку и швырнуть ее только тогда, когда кто-нибудь приблизится к ней ближе двадцати футов, в противном случае граната была бы бесполезна. Эта граната не убивала, она лишь парализовывала на время, производя ослепляюще-оглушающий эффект. Это означало, что Конни придется подпустить к себе вооруженных людей на двадцать футов. Она надеялась, что ей хватит мужества выждать и в нужный момент выдернуть чеку.
Кассета с записью песен Боба Марли, видимо, кончилась. Мятежники, должно быть, искали, что бы еще поставить.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Конни с тревогой в голосе.
— Я все это время думал о тебе.
— Ты, наверное, выходишь из себя от злости на меня?
— Я выхожу из себя от любви к тебе!
Он вздохнул и провел ладонью по волосам.
— Так или иначе, твое появление не удивляет меня, Конни. Я с самого первого дня подозревал, что ты способна отколоть что-нибудь подобное. Ради отца. Но я рассчитывал, что Полю удастся засадить тебя в самолет.
— Ник, я никогда не просила тебя делать то, что ты сделал.
Ник потянул цепь, но он не мог приблизиться к окну настолько, чтобы суметь вытереть ее слезы.
— Конни, не плачь! Вспомни, обувной крем на лице!
Она рассмеялась:
— Я уверена, что после этого крема мое лицо покроется прыщами.
— Я и прыщавую буду тебя любить!
— Мы с тобой еще можем шутить!
Он
— А быть заложником не так уж и плохо, если рядом ты!
— Ты самый храбрый в мире мужчина, Ник!
— Тебе нужно идти! Что бы там ни задумал Поль, я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности. В этом весь смысл!
— Весь смысл в том, чтобы спасти одного дурака, которого я люблю. Я умоляла, просила, требовала, торговалась так долго, что теперь хочу только действовать.
— Я против!
— Ты не в том положении, чтобы спорить!
— Конни!
— Тише!
Звуки музыки стали громче: значит, дверь в бункер отворилась. Ник выпустил ее руку и сел у перевернутого ведра, на котором он недавно писал свое прощальное письмо. Он увидел на листке ее имя, написанное дважды. Единственное, чего он желал, так это, чтобы она побыстрее скрылась в джунглях.
Он не слышал ее шагов, потому что солдаты сильно шумели, и не знал, ушла ли она или по глупости осталась у стены. Сердце у него бешено колотилось и заглушало все остальные звуки. Но если они обнаружат ее, его сердце не сможет заглушить выстрел. Он потянулся к лопате.
Дверь распахнулась. Оплывшая уже свеча высветила стоящего в дверном проеме солдата:
— Выходи!
Ладони Ника стали липкими от пота. Конни не ушла. Он знал это шестым чувством. Она была не более, чем в нескольких футах от него, по другую сторону стены. Если они поведут его за сарай, чтобы там расстрелять, то обнаружат ее. Нужно увести их в другую сторону, даже если для этого ему придется бежать. Получить пулю в спину — не очень-то завидная участь, но если это необходимо, чтобы увести солдат подальше от Конни, он согласен на эту участь.
— Куда вы меня ведете? — громко спросил он специально для Конни по-английски.
Он не успел повторить вопрос по-лампурски, как получил ответ на сносном английском:
— В бункер.
Подальше от сарая, подальше от Конни! Ник удовлетворенно кивнул.
Глава 11
Мятежники выключили магнитофон, чтобы выслушать передаваемое на коротких волнах очередное радиосообщение. Посол Уиткрафт делал заявление перед немногочисленными журналистами, прибывшими освещать события на Лампуре. Солдат, немного понимавший по-английски, был смущен тем, что не мог перевести заявление своим товарищам. Он подтолкнул Ника к приемнику.
— Переведи, что он говорит. Ну, давай же, пес империализма!
Ник выпрямился во весь рост:
— Извините меня, но империалистами мы были давным-давно, когда вы еще не знали и смысла этого слова.
Солдат сплюнул на пол.
— Сейчас мы должны были б сражаться в городе вместо того, чтоб сторожить тебя здесь, пес!
— Жаждите крови?
Он видел кровь. Впервые он увидел мертвое тело на обочине дороги три года назад. Этот вид мертвого тела на дорожной обочине и задержал его в Лампуре. Дипломатия — нужное дело, проблемы следует решать, а не скрывать их, сглаживая красивыми фразами.