Заложник
Шрифт:
— Но какие доказательства им нужны? — недоумевала Фредрика. — Фотографии? Может Эрик послать им свои фотографии?
— Не поможет, — вздохнул шеф. — Они решат, что это подделка.
Вернулась Эден, вся пропахшая сигаретным дымом. На мгновение Фредрике показалось, что за несколько минут отсутствия та постарела лет на пятнадцать, похоже, даже плакала.
Фредрика опустила глаза. Она не хотела ничего знать. С нее достаточно тех тайн, что уже есть.
После переговоров в правительстве и звонков американцам наступило затишье.
Появился Алекс с безжизненно-серым, как пепел, лицом.
— Что
Риторический вопрос. Она хотела, чтобы коллеги предложили какое-нибудь новое решение, разработали более действенную стратегию. Ничего этого у них не было, но атмосфера бездействия становилась невыносимой.
— Он должен привести его в чувство, — сказал Алекс.
— Кого?
— Того американца, которого ударил. Он единственный, кто сможет убедить Пентагон, что самолет больше не контролируется террористами.
— Но этот человек без сознания. Именно поэтому все мы и оказались в ловушке.
Алекс покачал головой:
— Если только Эрик его не убил — а судя по всему, это не так, — его можно и нужно разбудить.
— Но как? — Фредрика озвучила вопрос, который крутился в голове каждого.
— Не знаю! — Алекс всплеснул руками. — Надо позвонить какому-нибудь врачу, спросить у него.
Первым опомнился Себастьян:
— Я немедленно займусь этим.
Он выскочил из кабинета.
Ситуация накалилась, как никогда. Тем не менее Фредрике казалось, что время остановилось.
В этот момент зазвонил телефон, Эден взяла трубку. Из Розенбада сообщили, что Эрик нарушил воздушное пространство США.
67
Вашингтон, округ Колумбия, США, 17:22
Поскольку решение уже было принято, ни факт пересечения границы, ни запрос Эрика аварийной посадки дальнейших дискуссий не вызвали. Вооруженные силы США были приведены в боевую готовность. Белый дом следил за развитием событий. Счет пошел на минуты. Уже час назад Брюс Джонсон покинул свой кабинет и выехал в аэропорт Даллеса. Никто не верил, что самолет приземлится, но на случай, если это все-таки произойдет, шеф потребовал от Брюса быть на месте событий.
Вся операция вызывала у Брюса непреодолимое чувство отвращения. Оставался шанс, что Эрик Рехт сказал правду и самолет больше не контролируется террористами. В этом случае отказывать ему в экстренной посадке было непростительно.
Брюс солгал Эден. Разумеется, он разделял ее точку зрения. Однако по долгу службы он тщательно выбирал себе союзников. Эден Лунделль не тот человек, с которым Брюсу хотелось бы иметь доверительные отношения.
Дискуссии в Белом доме, должно быть, проходили бурно. Президент сильно рисковал. Так называемый черный ящик — последнее свидетельство происходивших на борту событий — мог содержать записи, подтверждающие правдивость штурмана Рехта.
Чем тогда президент оправдается перед избирателями?
Брюс поделился своими мыслями с коллегой, которого также направили на место событий.
— И что ты предлагаешь? — удивился тот. — Впустить самолет и поставить под угрозу жизни тысяч наших сограждан?
Брюс понимал, что такое невозможно.
— И сколько времени, ты думаешь, это займет? — спросил Брюс. — Сбить самолет, я имею в виду?
Коллега провел рукой по волосам. Его лоб блестел от пота.
— Не знаю. Ведь он пересек границу всего несколько минут назад. Думаю, в его распоряжении осталось столько же.
Всего пара минут. Брюс сглотнул, смачивая пересохшее горло.
Интересно, что говорил Эрик Рехт своим пассажирам? Подготовил ли он их к тому, что может случиться?
— Ladies and gentlemen, this is your captain speaking… [10]
В этот момент ему позвонил авиадиспетчер. Эрик Рехт снова вышел на связь, он полагал, что они должны быть в курсе последних событий на борту.
10
Леди и джентльмены, говорит капитан корабля… (англ.)
68
Рейс 573
Они перепробовали все, но человек, которого ударил Эрик Рехт и который, очевидно, действительно был агентом секретных служб США, никак не приходил в себя. За советом обратились в Каролинскую больницу в Стокгольме, и оттуда на борт позвонил врач скорой помощи.
Эрик был в отчаянии. Он уже выслушал мнения многих оказавшихся в числе пассажиров врачей, и все они были единодушны относительно состояния американца: очевидно, тот получил сильное сотрясение мозга, травма не опасна для жизни, но какое время он пролежит без сознания — сказать трудно.
Эрик попросил отсрочки в управлении гражданской авиации США.
— Дайте нам время проконсультироваться с докторами, — сказал он. — Нам нужно не более трех минут. — И добавил, не получив ответа: — Насколько я понимаю, сбить нас не в ваших интересах, или я ошибаюсь?
Он умолял, чего не делал никогда в жизни.
Ради себя, своих коллег и пассажиров.
Ради своей семьи.
Ему дали три минуты.
У Эрика перехватило дыхание. Врач из Каролинской больницы в постановке диагноза оказался солидарен с находящимися на борту коллегами и поинтересовался, что те делали, чтобы привести мужчину в чувство, и какое именно повреждение тот получил.
Ничего не помогало. Когда голос доктора исчез из динамика, Эрик чувствовал себя, как никогда, одиноким и беспомощным.
— Мы перепробовали всё, — подвела итог Лидия.
В отличие от Эрика она за весь день не уронила ни слезинки и теперь стояла посреди кабины бледная как смерть.
— Я скажу остальным. Сколько у нас времени?
Эрик взглянул на часы, но цифры поплыли перед глазами.
— Думаю, не больше двух минут, — ответил он, застыдившись своей слабости.
Лидия вышла из кабины, и Эрик остался наедине с Каримом. Он шел на снижение, как будто собирался посадить самолет, и спрашивал себя, как будет объяснять пассажирам суть происходящего. Или того, что должно произойти.