Заложник
Шрифт:
И еще один примечательный, хотя и краткий, диалог состоялся у мужчин.
— Пивка-то прихватим? — спросил Игорь и сделал Вере знак подождать.
— А что у тебя? — уже деловито осведомился Турецкий.
— Прикинь на выбор: «Варштайнер», «Бремен», если желаешь, есть даже «Бель-вю».
— Э-э-э… — важно поморщился Турецкий. — «Бель-вю» пусть женщины пьют. И шоколадками, понимаешь, закусывают. Ну что, в принципе ассортимент у тебя, гляжу, неплохой. Я бы остановил внимание, пожалуй, на… «Варштайнере». Опять же древняя история, то, понимаешь ли, другое… Лет с полтыщи-то наберется? И охладить бы градусов этак… до десяти, не возражаешь?
— А
— Так не зима ж! И в бассейне у тебя наверняка никак не меньше двадцати, точно?
— Двадцать три, — будто оправдываясь, ответил Игорь. — Не то?
— Перебьемся… — вздохнул Турецкий. — Значит, десять, и не больше. Да, Верочка, а еще нам бы очень желательно… ага? — Турецкий сделал плавный и волнообразный жест обеими руками, изобразив нечто, напоминающее не то гитару, не то женский торс, после чего словно бы легонько пришлепнул по этому самому воображаемому торсу ладонью, что выглядело как-то уж очень двусмысленно. — Как считаешь, Игоряша?
Игорь плотоядно ухмыльнулся, кинул пухлую ладонь на лысину, будто поправляя несуществующую прическу, и многозначительно кивнул. Отлично все поняла и эта рыжая. Она скромненько так улыбнулась, но заметно взбодрилась, будто получила весьма приятное предложение, однако голову склонила церемонно: мол, хорошо, и это вам тоже будет сделано.
Ирина с неясной тревогой взглянула на хозяйку, на Олечку, но те в ответ лишь иронически хмыкнули и равнодушно пожали плечами, будто происходящее им было совершенно не интересно.
«Нет, — в который уже раз за сегодняшний день подумала Ирина, — что-то здесь определенно не то… Ну, что Турецкий тут уже как рыба в воде, это ясно, с его-то профессиональным нахальством иначе, наверное, просто и нельзя. Один только разговор о сортах пива чего стоил! Можно подумать, будто Шурик с утра до вечера только и делает, что дегустирует все эти „Варштайнеры“ с „Бременами“. А она и названий-то таких не слыхала. Но что означала эта не очень понятная игра жестов? Наверняка ведь что-нибудь непристойное, к чему все здесь, похоже, давно привыкли, и уже ни на что не обращают внимания. Игорь же прекрасно понял, чего хотел его школьный друг Александр Борисович! А об этой рыжей „родственнице“ с жутко порочными глазами и говорить нечего!..»
Ирина вдруг поймала себя на том, что совсем недавно, буквально полчаса назад, примерно в таком же духе рассуждала и по поводу той же Олечки, только еще подозревая, что с легкой руки Турецкого попала в рассадник порока. Но теперь невольные подозрения все больше обретали черты реальности. Ну, ладно, Ольга! Семьи тоже бывают разные, что-то не сложилось, хочется новизны, того, другого. Трудно упрекать человека, когда не знаешь, чем он живет. Однако с этой-то дивой ведь все предельно ясно! К таким вот, как она, почему-то больше всего и тянет мужиков. Но как Шурик-то обрадовался, когда женщины отказались с ними париться! Или Игоряша этот почему ухмыляется, будто они с Турецким устроили заговор против собственных жен? Да какой там, к чертям, заговор, если у них на физиономиях написано, что все мужики — козлы? Ну, может, не все, но почти, это точно. Вот только где те, которые составляют исключение? Но снова расспрашивать, а тем более допытываться, что там, в бане, может быть, — это Ирина сочла ниже своего достоинства. Оставалось, правда, еще надеяться, что Турецкого не занесет и он не забудет, что приехал сюда
7
Турецкий вышел из «врачебного кабинета», аккуратно прикрыл за собой дверь, подтянул плавки и в прямом смысле рухнул в голубую, подсвеченную до бирюзового блеска, воду. Под водой резво промахнул почти треть бассейна, вынырнул и пошел дальше мощным баттерфляем. Оттолкнувшись от противоположного бортика, заторопился назад уже кролем, поднимая вокруг себя волны, будто колесный пароход. Пройдя, таким образом, положенную сотку, подплыл к лесенке и опрокинулся на спину, раскинув руки. Тело отдыхало.
Черт его знает, как оно получилось, но теперь-то чего рассуждать?..
…Они расположились не в сауне, а в русской парилке, когда температура там подползла к ста двадцати градусам. Александр только что в охотку «отходил» жирное тело Игоря парой отлично распаренных пихтовых веников. Залесский орал так, будто оказался жертвой группового насилия. Турецкий хохотал и продолжал лупить его от всей души, опаливая нагоняемым жаром так, как не пожелал бы и врагу. Нет, ну, конечно, никакого изуверства, все, в общем-то, по науке, хотя вполне можно было бы и полегче.
Потом, пока Игорь, жалобно охая, бултыхался в почти ледяной воде отдельной «бочки», прошелся и по собственному телу. Но явившийся обратно в парную взбодрившийся Игорь заявил, что теперь его, Турецкого, очередь ложиться на полок. И вот тут уже олигарх, мать его, отыгрался на все сто! Сильный, зараза! Это только казалось, что если человек толстый, так обязательно рыхлый. Вовсе нет, но он еще и злопамятным оказался! «Ты, говорит, меня помучил, теперь сам никакой пощады не жди!» Ну никакой жалости, ни малейшего почтения к телу все-таки генерала от юстиции.
Впрочем, и это терпимо. Подобная встряска не бывает во вред нормальному организму. Исключительно на пользу.
И вот, когда они полулежали в предбаннике, больше напоминавшем небольшую гостиную, на кожаных диванах, застланных пахнущими морозной свежестью простынями, и, лениво перебрасываясь фразами о закончившемся судебном процессе, потягивали из высоких стаканов золотистое, мягкое пиво, к ним вошла Вера.
Ее вызывающе белое, прямо-таки ослепительное, полное тело было закутано странной прозрачной тканью, от складок которой скользили голубоватые тени, придававшие общей картине воздушность и нереальность. Было ли на девушке надето еще что-то из купальных принадлежностей, Турецкий сразу и не разглядел, но уже одного только взгляда на нее было достаточно для того, чтобы он немедленно сел и кинул на колени скомканную простыню. А эта штука у нее, вспомнил он где-то услышанное, кажется, называется «парео». Или что-то вроде того.
Она подошла к низкому столу, на котором стояли бутылки с «Варштайнером». Не спрашивая у дяди разрешения, взяла одну из них, откупорила и стала сосать прямо из горлышка, не обращая внимания на поднос, уставленный чистыми бокалами. Скосив глаза, она заметила откровенное изумление Турецкого от этакой «простоты нравов» и хитро подмигнула ему. Наконец, не отрываясь, прикончила бутылку, выдохнула «уфф!», вытерла пухлые губы локтем и… засмеялась:
— Блеск! Ну что, дядечка? Какие проблемы? Или они у вас, Александр Борисович? Не стесняйтесь. Скажи ему, дядя… — И она опять залилась смехом.