Заложники дьявола
Шрифт:
– Погоди, Майечка, ты еще не знаешь главного... У меня для тебя сюрприз, которого ты давно ждала!
Она обмерла, боясь поверить себе, своей мелькнувшей мысли, которую тут же отогнала в страхе перед возможным разочарованием.
– Сядь, успокойся, сейчас я тебе кое-что покажу!
Он вышел из комнаты, а Майя опустилась на край софы – даже не из послушания, а потому, что у нее сами подогнулись ноги. Дядя Юра вернулся минуты через три, показавшиеся девушке вечностью. В руках у него была пачка фотографий. Он молча протянул их Майе и снова вышел из комнаты.
Поначалу она не поняла, что именно изображено на верхнем снимке: какая-то искореженная машина. Потом – фотографировали это явное ДТП сзади – увидела косо висящий номер, с
Дядя Юра оказался возле одновременно плачущей и смеющейся Майи мгновенно. Ему всегда удавалось успокоить девушку в считаные секунды, но на этот раз прошло не меньше пяти минут, прежде чем та наконец более-менее успокоилась, истерика сошла на нет, и уже можно было понять, что именно она ему говорит:
– Мама... Я должна рассказать это маме! Прямо сейчас!..
– Успокойся, девочка, мама уже все знает... Тихо. Спокойно. Тихо...
Она наконец ощутила боль в руке, которую дядя Юра сжимал крепче обычного. И действительно постепенно стала успокаиваться.– Бог наказал их! – Майя, ласково руководимая дядей Юрой, уже была уложена им на тахту и укрыта пледом. – Ведь правда, да?
– Бог всегда наказывает негодяев, защищая тех, кто обижен.
Он слегка поморщился, подумав при этом, что фотохудожник, выступавший в качестве «бога» с помощью компьютера, как он и думал, несколько перестарался со спецэффектами. На столь бурную реакцию он не рассчитывал. Похоже, «сюрприз» доставил девушке не столько пользу, сколько вред...
– Я хочу поговорить с мамой, – повторила Майя упрямо.
Он покачал головой:
– Девочка моя... Мама сейчас занята, поговоришь с ней утром, обещаю тебе. Это рекомендация врача, разве ты не обещала маме во всем меня слушаться?
– Да... – Она умолкла с разочарованным видом.
– Тебе сейчас следует отдохнуть, выспаться.
– Но я столько спала днем! – снова возразила Майя.
Дядя Юра вздохнул и погладил девушку по голове. Она сейчас была по-настоящему красива... Золотом отливали рассыпавшиеся по подушке волосы, синим огнем горели глаза, возбужденное личико с правильными чертами казалось в приглушенном свете настольной лампы одухотворенным... Он вздохнул еще раз и подумал, что, пожалуй, есть смысл оставить Майю в покое на полчасика – пусть полежит, переварит оказавшийся для нее слишком сильным «сюрприз», пусть своими силами войдет немного в колею... Замечательная девчонка, действительно лучшая из всех, которые прошли через его руки. Похожа на свою мать... Можно сказать, точная ее копия...
– Ладно, – произнес он вслух. – Но давай договоримся: сейчас ты хотя бы полежишь, а я пока пойду поработаю немного... Тебе, девочка, действительно вредны стрессы, они забирают у тебя слишком много сил...
Майя вдруг нахмурилась и поглядела на него настороженно:
– Ты... Что ты имеешь в виду?.. Ты ведь не считаешь, как они, что я... – она кивнула на рассыпавшуюся пачку снимков, упавшую на пол, – что я... ненормальная?..
– Бог с тобой! – отмахнулся он. – Конечно нет! Так
– Не очень! – Она по-прежнему хмурилась.
– Объясняю, – улыбнулся он. – Твоя нервная система крайне реактивная, между прочими так же как и у твоей мамочки! Это значит, что ты все чувствуешь гораздо ярче и острее, чем большинство людей: как ни печально об этом говорить, но большинство людей эмоционально тупы...
– А я?
– А ты нет, ты вообще молодец и умница... Но одновременно это означает и еще кое-что. Ведь у каждой медали есть оборотная сторона, верно?
– И какая же оборотная сторона у... моей медали? – Майя впервые за разговор слабо улыбнулась.– Очень простая: твои нервишечки постоянно слегка перегружены... Наподобие проводов, по которым течет электрический ток высокого напряжения. Ну а если происходит всплеск напряжения, они сразу же начинают образовавшиеся излишки отдавать организму... Проще говоря, твоему и без того хрупенькому тельцу... Оно переутомляется и начинает требовать отдыха, по крайней мере покоя... Поэтому я и говорю тебе сейчас: полежи отдохни... Теперь поняла?
– Вот теперь понятно. – Она улыбнулась шире и беззаботнее. Потом снова посерьезнела и добавила: – От тела вообще одни сплошные неприятности, правда?
– Правда, – тоже серьезно кивнул он. – Но об этом мы с тобой поговорим в другой раз. А сейчас отдыхай!
Он, прежде чем уйти, еще раз взял девушку за руку, посчитал пульс и, пристально взглянув на нее, кивнул:
– Через полчасика будешь в порядке!
На самом деле она и так уже была в порядке. Или почти в порядке. И на снимки, узнав главное, больше не смотрела, ей расхотелось на них смотреть. Майе и в голову не приходило задаться вопросом, как это дяде Юре удалось их раздобыть? Ну не мог же он заранее знать об аварии, о ее месте и времени и подкарауливать там с фотоаппаратом?.. Нет, об этом она не думала. А думала о том, что теперь, когда оба они наказаны по заслугам, воспоминания об оставшихся позади месяцах, о намертво врезавшихся в ее сознание событиях не будут больше причинять ей невыносимую боль, которую она испытывала всякий раз, возвращаясь к роковым дням.
...– Будь любезна, заруби себе на носу: Любовь Ивановна теперь будет жить с нами!
Отец стоял посреди гостиной, багровый от волнения – даже лысина покраснела, – и смотрел дочери прямо в глаза. Так смотрят не на своих детей, а на врагов... Она и стала его врагом – еще раньше, чем прозвучали эти врезавшиеся в память отцовские слова.
Майя стояла на пороге просторной комнаты, она только что пришла из школы. Рюкзак с учебниками, который успела сдернуть с плеча еще в прихожей, выпал у нее из рук на пол. Крыса насмешливо фыркнула. Девушка с усилием оторвала взгляд от отцовского лица и перевела на нее. Гадина, наряженная в какой-то немыслимо-розовый халатишко не длиннее отцовской рубашки, стояла между ними, с хозяйским видом опираясь на мамин швейный столик...
Она ничего не обдумывала заранее, может быть, и вовсе не собиралась этого делать, за нее это сделала какая-то посторонняя сила, именно сила – огромная и непреодолимая. Тело девушки со стремительностью рысьей, а не человеческой вовсе само метнулось в сторону проклятой сучки, а давно не стриженные ногти сами впились в ненавистную размалеванную физиономию раньше, чем Майя это осознала. И целую вечность отец, тоже среагировавший не сразу – здоровенный мужик с увесистыми крестьянскими кулаками, – не мог оттащить хрупкую девчонку, вцепившуюся в лицо его любовницы...Он бил ее тогда зверски, ногами, – она не чувствовала ударов. Он оттаскивал ее от Крысы за волосы – она не ощущала боли. И даже после того как он пинками, с трудом справившись с дочерью, загнал Майю в ее комнату и запер на ключ, ощущала только одно: огромную, мстительную радость от того, что наконец-то добралась до этой твари, наверняка ее изуродовав...