Заложники греха
Шрифт:
У меня сиротливо заурчало в животе… Даже упоминание блюд в тетином исполнении вызывало томление в желудке.
– Не знаю, тетя, – честно ответила я. – Но я очень постараюсь. Может быть, ближе к вечеру.
В конце концов, заехать к тете можно было и вместе с Владимиром, когда его отпустит следователь.
– Вот и хорошо! – обрадовалась тетя. – Я пока все приготовлю. До встречи, Женечка!
Отключив связь, я вернулась к своим мыслям. О чем я там думала? Ах да, о пожаре на складе и о том, как было бы хорошо, если бы люди Воропаева уже что-нибудь выяснили. И вообще распутали весь этот клубок.
Честно говоря, я немного малодушничала. В том смысле, что почувствовала, что и сама подустала от этого и соскучилась по дому, по тете Миле и просто по безделью. В конце концов, я с самого начала собиралась отдыхать, Воропаев нарушил мои планы. И сейчас я была бы рада не меньше его, если бы все закончилось, и моя работа в том числе.
Но с Константином Юрьевичем не мешало бы связаться. И я набрала его номер.
– Слушаю, Женя, вы где? – ответил тот сразу.
Я честно призналась, что в полиции, и поинтересовалась, есть ли сведения по пожару.
– Вы знаете, есть, – порадовал меня Воропаев. – Охранника удалось разговорить, и он признался, что в ту ночь выпивал вместе с каким-то знакомым, а потом заснул и ничего не помнит.
– С каким знакомым? – насторожилась я.
– Да пока непонятно, кто он. Познакомились той же ночью, он забрел туда с бутылкой. Предложил охраннику выпить, тот согласился – чем не повод для знакомства? Ну а дальше вы знаете.
– То есть этот мужчина мог устроить пожар? – уточнила я.
– Еще как мог! Все возможности у него были. Но вот кто он и по чьей указке действовал – непонятно. Охранник его и не помнит толком. Обычный, говорит, человек. Думаю, пьяница какой-нибудь из местных. За ящик водки согласился все это провернуть.
– Константин Юрьевич, вы бы постарались разузнать как можно подробнее, – попросила я. – И вообще, нам не мешало бы это обсудить при встрече.
– Да, не мешало… Слушайте! – Воропаеву пришла в голову какая-то идея. – Я скоро еду обедать, может быть, и вы подъедете?
– Легко, а куда? – поинтересовалась я.
– Да ко мне, в ущелье.
– А вы что же, дома обедаете? – удивилась я. – Не ближний свет все-таки…
– Нет, обычно нет. Но у меня там встреча небольшая попутно, это ненадолго. Даже говорить смешно – дядя Коля позвонил, попросил встретиться.
– Вот как? – Я вспомнила, что Николай садился в двадцать девятую маршрутку. Она шла как раз в Октябрьское ущелье. – А что он хочет?
– Да что он может хотеть – денег поди хочет, вот и все! Я же говорю: дело минутное.
– И из-за этого вы едете?
– Ну не только, – признался Воропаев. – Он говорил, что хочет решить со мной какой-то важный вопрос. Уж не знаю какой, не сказал по телефону. В общем, подъезжайте! – заключил он. – Я через десять минут закончу и тоже еду.
– Хорошо, договорились.
Убрав телефон, я посмотрела на дверь кабинета. Следователь наверняка еще долго продержит Владимира. Но можно съездить и без него. В конце концов, нигде он не находится в такой безопасности, как в отделе полиции! Нужно только предупредить, чтобы никуда не уходил, если
Договорившись, что Воропаев будет ждать меня здесь вплоть до моего появления и шагу не сделает из отдела, я покинула здание полиции.
По дороге я не встретила машины Воропаева – видимо, он выехал все-таки позже меня. Зато, поднимаясь в гору, увидела шагавшего впереди Николая. Маршрутки сюда не ходили, они останавливались ниже, и это было целесообразно: общественный транспорт был рассчитан на простых смертных, которые жили в стандартных девятиэтажках, а не в коттеджном поселке. Здешние же обитатели добирались сюда на автомобилях, им маршрутки были без надобности. Николай же был исключением: машины у него, понятное дело, не было, но он тут и не жил.
В руках Николай нес какую-то затерханную холщовую сумку. Я хотела притормозить возле него, чтобы подвезти наверх – все равно мы направлялись в одно и то же место. Однако Николай неожиданно свернул в кусты. Я все же остановилась, решив подождать. Наверное, сильно приспичило мужику по дороге, если он не стал терпеть до дома Воропаевых, где мог сходить в туалет с куда большим комфортом.
Я ждала минут пять, постукивая по рулю, а Николай все не появлялся. Я приоткрыла дверь и прислушалась. Из лесочка доносилось какое-то шебуршение. Я подождала еще, но Николай не спешил выходить. Что его там, так сильно прихватило, что ли?
Решившись, я вышла из машины и, осторожно ступая, вошла в лесок. Он был не слишком густым, но Николая за деревьями все равно не было видно.
Ходить неслышно нас учили еще в первом классе Ворошиловки. Шла на звук, который хоть и был тихим, но все же хорошо улавливался мною. Вот уже я различила среди деревьев сидящую на корточках фигуру. Это был Николай. Но он отнюдь не справлял нужду. Он сидел ко мне спиной и сосредоточенно что-то мастерил.
Я сделала еще несколько шагов и, вскинув руку с пистолетом, произнесла:
– Руки вверх!
От неожиданности Николай вздрогнул. Но тут же взял себя в руки и, повернув голову, поднял вверх то, с чем возился.
Конечно, он узнал меня. И до этого момента мы не были с ним врагами – впрочем, и друзьями тоже. Мы были никем друг другу, практически безразличны.
Николай держал в руке свою «поделку». Но это не была детская игрушка. Я уже прекрасно поняла, что это такое – самодельное взрывное устройство с зажигательной смесью, из тех, что бросают в человека с намерением убить его с расстояния. Ну конечно, Николай же служил в Афганистане, а там научиться изготавливать подобные штуки было в порядке вещей.
– Убери ствол, – проговорил он. – Или я брошу. Мне все равно терять нечего.
– Ну почему же нечего, – возразила я. – Как минимум жизнь.
– Жизнь? – горько усмехнулся Николай. – Разве это жизнь? Зачем мне такая жизнь, если родной сын от меня отказался!
– Ну это еще большой вопрос, кто от кого отказался, – заметила я. – Но не в этом дело. Не делайте глупостей.
Но Николай не спешил опускать руку.
– Мне все равно, – проговорил он, глядя на меня не мигая. – Смерти я не боюсь. Я хотел вернуть сына, я отдал ему все, что у меня было, уберег его от роковой ошибки… Я сделал все, что мог, напоследок. А он не простил, не признал… Ну и пусть! Главное, я сделал это.