Заложники Солнца
Шрифт:
Ему понравился коридор с высокими окнами, которые уже начали закрывать ставнями, и ряд деревянных дверей, покрашенных прозрачно-желтым лаком, с виднеющимися сучками и прожилками. Полы в коридоре тоже оказались деревянными, вкусно-коричневого цвета, и под шагами уютно поскрипывали.
Кирилл никогда прежде не бывал нигде, кроме Бункера. Он привык к полукруглым низким потолкам и белым стенам. К ровному глушащему шаги покрытию на полу и к постоянному освещению – энергию в убежище подавали генераторы на солнечных батареях. Здешнее освещение было скудным. Электричество в поселке,
То есть, энергии-то в изменившемся мире было вдоволь – солнечной, например. А вот с генераторами дела обстояли хуже.
Собирать их умели только в Бункере, необходимые детали добывали в развалинах городов адапты. Собирали небыстро, по одному в два-три месяца, и очередь стояла на годы вперед. Собранный генератор отправлялся с обозом в путь, в конце которого обменивался на еду, оружие, домашний скот – все, чем был богат заказчик. Этот товар был востребован, как никакой другой в Цепи. И именно за генераторами в первую очередь охотились Дикие. Случалось, что у кого-то отбирали. И тогда – если в ограбленном поселке еще оставались жители и возможность заплатить за товар – в Бункер поступал новый заказ.
Цепью прозвали поселения, вытянувшиеся вдоль Дороги. Из рассказов взрослых Кирилл знал, как образовалась Цепь.
***
После того как все случилось, уцелевшие в разрозненных местах люди – кто раньше, кто позже – начинали интересоваться соседями. В результате поисков попадали на Дорогу – рваное асфальтовое полотно с развалившимися отбойниками, бывшую федеральную трассу. Встречи соседей друг с другом заканчивались по-разному, в диапазоне от радушных объятий до тотального истребления, но пятнадцать лет – долгий срок. За это время отношения между неистребленными утряслись и худо-бедно цивилизовались. Самыми населенными оказались местности, непосредственно прилегающие к Дороге – через них шел товарообмен, там было относительно сытно и безопасно. Так образовалась Цепь.
Неприсоединившееся к Цепи население – в большинстве своем те, кого трагедия застала в «хлебных» местах, вблизи продовольственных складов и торговых центров – сплотилось в разрозненные шайки. Эти мрачные персонажи с чьей-то нелегкой руки именовались Дикими и, в сущности, таковыми и являлись.
К своим местам обитания Дикие никого из жителей «цивильных» поселков не подпускали, товарообмена с ними не вели. Между собой то воевали, то мирились, не занимались ни сельским хозяйством, ни производством, зато умели гнать самогон и наркотические вещества из чего угодно и лихо метать сюрекены, вырезанные из железа и заточенные до состояния хирургического скальпеля. Пущенный умелой рукой сюрекен если не убивал, то калечил противника до полной потери боеспособности.
Неизвестно, производили когда-нибудь Дикие подсчеты своих запасов – как продовольственных, так и прочих – или нет, но вели себя по принципу «на наш век хватит, а там хоть трава не расти». И, в общем-то, не так уж были неправы – именно к такому выводу пришел Кирилл, узнав в один прекрасный вечер, что за тринадцать лет, прошедшие после катастрофы, ни в
Кирилл провел в уме несложные вычисления – к тому времени знал, что в изменившемся мире пятидесятилетний юбилей справляют единицы, а большинство умирает раньше – и, нахмурившись, спросил:
– То есть, через тридцать лет на Земле вообще никого не останется?
До сих пор его как-то не беспокоило воспроизводство в живой природе вообще и в человеческом подвиде в частности. Лекцию про сперматозоиды-яйцеклетки, из которых формируется эмбрион, будущий путешественник прослушал без интереса. В Бункере детей не было, кроме них с Олегом и Дашей – но в Бункере и не положено было находиться детям. Это было «научное учреждение, а не ясли», и им с друзьями просто повезло оказаться рядом, когда все случилось.
А за пределами Бункера какие-то неведомые люди, должно быть, размножались этими самыми яйцеклетками. И у них появлялись дети – как цыплята из яиц на ферме у Германа, а может быть, как-то еще – но, в любом случае, Кирилла это не касалось.
И вдруг оказалось, что никакие дети ни у кого не появлялись. И что когда умрут Олег и Даша – Кирилл был самым младшим из троицы, а потому свою очередь определил последней, – он останется в Бункере – да что в Бункере, во всем мире! – совсем один?! Потому что новым детям, младше него, взяться неоткуда?!
От этой мысли стало жутко, и Кирилл с надеждой посмотрел на Вадима Александровича.
Наставник ответил именно так, как хотелось:
– Если сидеть сложа руки, то да.
Кирилл облегченно выдохнул. Слова Вадима Александровича означали, что задача предстоит трудная, но разрешимая. А трудные задачи самый одаренный ребенок из группы раннего развития «Солнышко» любил. Чем труднее была задача, тем больше она ему нравилась. И ужасно не понравилось открывшееся недавно в линейной алгебре понятие – задача, не имеющая решений.
– Мы обязаны победить, – горячился, рассказывая Кириллу о предстоящей миссии, Вадим Александрович. – Химия – основа всех основ! А человек, как любое природное творение, всего лишь набор молекул. И если какие-то из этих молекул вдруг дали сбой, первостепенная задача ученого – этот сбой выявить. Перенастроить организм. Вернуть его в нормальное русло и заставить функционировать по-прежнему.
Сергей Евгеньевич грустно качал головой.
– Позволь напомнить, Вадик, нас тут – пятьдесят человек химиков! С учеными степенями и высокими заслугами. Мы тринадцать лет бьемся над этим вопросом, но так и не выяснили, в чем именно заключается так называемый сбой…
– Естественно! Медицина, увы, не наш профиль. Не мне вам рассказывать, что до того, как все случилось, Институт занимался отнюдь не разработкой лекарств… Но, я считаю, что за эти годы мы очень далеко продвинулись! И разработка вакцины должна стать последним, грандиозным шагом на этом тернистом пути.
Кирилл восхищенно слушал. Ему не терпелось сделать последний, грандиозный шаг.
К миссии будущий путешественник готовился два года. Заучивал сложные формулы синтеза, практиковался в получении нужных веществ.