Замечательные женщины
Шрифт:
– Сможете спрятаться в пещере, – нервно хихикнула я, как иногда случается в момент кризиса, но все-таки взяла себя в руки, прежде чем вернуться к Роки, который все еще полулежал в кресле.
– У Иврарда Боуна ее нет, – сказала я, – поэтому она, возможно, скоро объявится. Или у нее есть еще какие-нибудь друзья, которым я могла бы позвонить от вашего имени?
– Нет-нет, не трудитесь. Нельзя же обзванивать людей по всему Лондону.
– Тогда я вполне могу заняться ленчем, – согласилась я. – Боюсь, еда будет совсем простая, но вы должны что-нибудь поесть.
Роки поплелся за мной на кухню и стоял под веревкой с сушащимся бельем, которое, как я раздраженно заметила, пересохло и теперь его неудобно будет гладить. Он начал было снимать с веревки предметы
Помыв салат, я сдобрила его толикой приберегаемого к особому случаю оливкового масла и посыпала солью. Еще выложила камамбер, свежий хлеб и миску слив-венгерок на десерт. Ленч получился идиллический – такой следовало бы смаковать под открытым небом, под бутылку вина и, что называется, «приличный разговор». Маловероятно, что от меня будет толк по части вина и беседы… Тут я вспомнила, что у меня есть бутылка бренди, которую я, согласно старомодному обычаю, держала на «чрезвычайный случай», и решила достать ее к кофе. Я так и слышала, как мама, поджав губы, говорит: «Только в медицинских целях, разумеется…» Но сейчас немолодым респектабельным леди незачем искать оправданий для покупки бренди или даже джина, хотя вполне вероятно, что кое-кто до сих пор их ищет, и хочется надеяться, что всегда найдутся такие, кто будет их искать.
Роки начал есть с видимым аппетитом, но разговор, который он завел, никак нельзя было назвать «приличным».
– Она даже салат по-человечески помыть не могла, – сказал он, – не говоря уж о том, чтобы так его приготовить.
Я не нашлась, что на это ответить, и мы продолжали есть в молчании – с моей стороны. Бренди как будто еще более его раззадорило, пусть и не до слишком больших высот, но то, что он говорил, лично мне было очень приятно.
– Вы самая удивительная женщина на свете, Милдред, – говорил он, устремляя на меня взгляд. – Не знаю, как бы я без вас обходился.
«Вы прекрасно без меня обходились раньше, – подумала я с внезапным раздражением, – и будете прекрасно обходиться впредь».
– Подумать только, что вы появились как раз в нужный момент, посреди этого ужасного кризиса, и накормили меня вкусным ленчем. – Закрыв глаза, он откинулся на спинку кресла. – Я правда не смог бы есть ленч в одиночестве.
– Ах, пустяки, – сказала я, чувствуя, что никакого иного ответа дать не в состоянии. – Любая на моем месте сделала бы то же самое.
И, возможно, даже у мужчины менее привлекательного, чем Роки, нашлась бы преданная женщина, которая приготовила бы ему поесть в тот день, когда от него ушла жена. Мать, сестра, даже тетушка… Я вспомнила объявление, которое видела как-то в «Церковных ведомостях»: «Органисту с тетушкой требуется немеблированное жилье; предпочтительно в Ист-Шине или Барнсе». «Подозрительное объявление, – подумала я тогда, – никакая она ему не тетя, хотя, конечно, люди, предпочитающие Ист-Шин или Барнс, должны быть исключительно респектабельными».
– Чему вы улыбаетесь?
Я виновато вздрогнула, поскольку на время забыла о случившемся несчастье.
– Извините. Я задумалась и даже не заметила, что улыбаюсь.
– Вы меня почти развеселили, – обиженно заявил Роки. – Наверное, у каждого должен иметься друг, который утешил бы его в такое время.
– Не у каждого. – Я вспомнила про многих отвергнутых, тех, кто жил в одиноких крошечных квартирках, кому не с кем поговорить, некому приготовить обед, и поделилась своими мыслями с Роки.
– Они всегда могут стирать чулки или заняться чем-нибудь еще, – равнодушно отмахнулся он. – Если, конечно, предположить, что речь идет о женщинах, ведь это женщины обычно живут в крошечных квартирках.
– И их отвергли, – добавила я.
– Ну да, ведь все взаимосвязано, не так ли? Конечно, у меня положение совсем не такое. Не надо думать, что меня отвергли.
Вот так мы и сидели, почти пререкаясь, пока часы на церкви не пробили четверть четвертого.
– Чай, – сказал Роки. – Думаю, теперь я выпил бы чаю.
– Да, конечно. –
– Возможно, Елена тоже прибежала к вам за утешением, – сказал Роки. – Думаю, более уместно было бы, если бы вы сами открыли дверь. На всякий случай, сами понимаете.
Он не двинулся из кресла, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как поспешно сбежать вниз, чувствуя себя несколько растревоженной и раздраженной. Боюсь, эти чувства отразились у меня на лице, поскольку, когда я открыла дверь и обнаружила на пороге Джулиана Мэлори, его собственное выражение изменилось, и он помешкал, перед тем как войти.
– Я собиралась заваривать чай, – сказала я, пока мы поднимались, – поэтому вы как раз вовремя.
– А, чай… – протянул он. – Я очень надеялся поспеть к чаю.
Я не сказала ему, что у меня Роки Нейпир, и выражения на лицах двух мужчин, когда они увидели друг друга, заставило меня улыбнуться: Роки смотрел нахмуренно и капризно, Джулиан – недоуменно и разобиженно. Роки довольно нелюбезно встал и предложил Джулиану кресло. Джулиан – хотя и с прохладцей – предложенное принял, и Роки раскинулся на диване. В этот момент я поспешила пойти посмотреть, как там чайник, а когда вернулось с подносом, застала их за натянутым разговором об Италии. Джулиан расспрашивал про Санта-Кьяру в Неаполе, мол, видел ли ее Роки, и даже процитировал стихотворение о Вербном воскресенье [25] , а Роки отвечал, что церковь в войну разбомбили и вообще это стихотворение всегда нагоняло на него тоску.
25
Санта-Кьяра – церковь и монастырский комплекс Святой Клары Ассизской; стихотворение «Вербное воскресенье» написано английским поэтом Артуром Симонсом.
Я начала разливать чай. Как это часто бывает в непростые моменты, что-то с ним было не так. Он получился слишком слабым и тек, как сказал бы поэт, янтарным потоком из плохо вычищенного носика серебряного чайника для заварки. Миссис Моррис, похоже, пренебрегла своими обязанностями, и мне, пожалуй, следует с ней «поговорить».
– Как же вы нас балуете! – воскликнул Джулиан. – Китайский чай!
Я часто спрашивала себя, так ли уж хорошо быть честной по характеру и воспитанию. В обществе честность временами вредит, ведь чаепитие скорее всего прошло бы успешнее, если бы я не объяснила, что чай на самом деле индийский, просто, к несчастью, слишком слабо заваренный. И теперь вместо того, чтобы радоваться, что я их побаловала, эти двое расстроились и смутились, словно я это сделала нарочно. В отчаянии помешав заварку, я предложила пойти заварить заново, но ни один и слышать об этом не захотел. Роки был вежлив, но нетерпелив, Джулиан – вежлив, но разочарован, почти разобижен.
Мне показалось, что оба они в тот день проявили себя не самым выигрышным образом, точно сумели вытащить на свет свои худшие стороны, – или просто у меня до тех пор не было возможности наблюдать за каждым из них бесстрастно. Роки казался поверхностным и обаятельным на слишком броский и фальшивый манер, а то, как он развалился на диване, представлялось одновременно манерным и невоспитанным. А вот Джулиан словно лишился всяческого обаяния, даже фальшивого и броского. Рядом с Роки он казался карикатурой на служителя церкви, и в его голосе против обыкновения проступили елейные нотки. «Она посещает службы в Сент-Мэри… Вчера утром, после того, как я отслужил мессу…» Даже сами фразы звучали натянуто и неестественно. Это, в свою очередь, подтолкнуло Роки к дурацкой легкомысленности, поэтому, хотя Джулиан старался отвечать на его шутки о наилучшем качестве ладана и хорошеньких алтарниках, между ними возникла какая-то враждебность, и мне даже стало казаться, что я тому причиной. Конечно, мне было непривычно находиться наедине с двумя мужчинами, пусть даже каждый принадлежал другой женщине, но я ничего не могла поделать.