Замена объекта

Маринина Александра

Теперь она уже всерьез собралась обидеться, но через пару секунд передумала. Все-таки Катюша Кибальчич была настоящей журналисткой, для которой интересы дела всегда на первом месте, а личные обиды - это так, ерунда, о которой даже думать не стоит.

–  Поняла, Игоречек, - она весело улыбнулась.
– А с женой Безрядина мне можно познакомиться?

–  Зачем?
– не понял я.
– Ты же с ней знакома, она была на съемке, когда ты делала материал про «Рыцарей».

–  Ну, это не то, - протянула Катя.
– Там я с ней знакомилась как журналистка с телевидения, а ты меня представь как свою подругу. Это же совсем другое дело.

–  Хочешь вытянуть из нее интимные подробности про

Бориса?

–  Ну, Игоречек…

По Сашиным щекам слезы лились уже Ниагарским водопадом, еще чуть-чуть - и платок придется сушить в стиральной машине.

–  Ладно, - сдался я, - все равно нужно Сашу отсюда выводить. Пошли. Катя, бери Сашу, одевайтесь и ждите меня на лестнице. Мне нужно переодеться и позвонить Светлане.

Ах, какой я молодец! Как ловко я вывернулся из ситуации «Саша уйдет, а я останусь». И не в том дело, что я не хотел, чтобы Катя осталась. Против этого я совсем даже не возражал. Но я терпеть не могу, когда кто-то принимает решения за меня. От этого я зверею.

К счастью, Светка оказалась дома и согласилась принять нашу компанию «на чашку чаю». Я быстренько сменил домашние, потрепанные кошачьими коготками джинсы на тоже джинсы, только поприличнее, выскочил в прихожую одеваться и чуть не сбил с ног Катю, с растерянным видом стоящую босиком над своими ботиночками. Дверь на лестницу распахнута, Саша стоит на площадке с неизменной сигаретой, а Катя почему-то до сих пор здесь.

–  В чем дело? Почему ты не обуваешься?

–  Там… это…

Она протянула мне ботинки, и я все понял. То ли мои звери отомстили мне за запертые двери, то ли им конкретно Катя не понравилась, но маленький, тридцать третьего, наверное, размера ботиночек, изящный, модный, с длинным узким носком, был использован кем-то из котов в качестве сортира. Ну что ж, неоригинально, такое уже бывало. И, что характерно, всегда с женщинами. К мужчинам мои звери куда более лояльны. Я метнулся к телефону.

–  Погоди минутку, я позвоню Светке, может, у нее найдется пара обуви твоего размера.

–  Да откуда у нее, - Катя чуть не плакала от досады, - она же огромная, и нога у нее, наверное, сорок пятого размера.

–  Не преувеличивай, - я быстро нажимал кнопки, - и потом, у Светки есть дочь. Что-нибудь придумаем.

К счастью, обувь у Светки нашлась. Правда, не такая остромодная, как у Кати, но все-таки спортивные ботинки, из которых ее дочь Лена выросла года два тому назад, были дорогими и в хорошем состоянии. Ботинки должен был минут через пять притащить Севка, младший сын Безрядиных. В ожидании обуви мы расположились живописной группой: Катя - на стульчике в прихожей, Саша и я - на лестничной площадке.

–  Черт, ботинки жалко, я три месяца гонорары копила, впроголодь жила, чтобы их купить, - причитала расстроенная Катя.
– Куда их теперь девать? Носить нельзя, они воняют. Их же не постираешь… Только выбросить остается.

–  Ну и выброси, - посоветовал флегматичный Саша.

–  Я тебе новые куплю, - пообещал я.

–  Ну да, ты купишь.
– Она вздохнула.
– Знаешь, сколько они стоят? Тебе столько за год не заработать. Вот не зря я всю жизнь кошек не любила, прямо как чувствовала, что рано или поздно они мне какую-нибудь подлянку сделают.

Значит, Катя не любит кошек… Жаль. Придется огорчить мамулю. У Катюши в моем доме перспектив нет. Даже если лично я смогу смириться с ее нелюбовью к моим зверям, то сами звери ей этого не простят. А обмануть их невозможно, они отношение к себе чувствуют за километр.

На самом деле заработать Кате на новые ботинки я мог за полчаса, но в этом не было необходимости, потому что деньги у меня пока еще были. Не был бы я таким ленивым, давно бы уже стал миллионером. Я неплохо умею зарабатывать, но

в искусстве транжирить деньги мне вообще равных нет. Если у меня что-то пачкается, ломается или выходит из строя, я прикидываю, что находится ближе: место, где это можно починить, или место, где можно купить новую вещь. И если оказывается, что новую вещь купить проще, чем приводить в порядок старую, я не раздумывая достаю кошелек или кредитную карту. Вот и получается, что зарабатываю я много, и трачу тоже много, и при моих немалых доходах миллионером мне никак не стать.

А все почему? Потому что я упорно не желаю делать то, что мне неинтересно. Не хочу я записывать партитуры как положено, не хочу делать аранжировки, я сочиняю мелодию и отдаю ее Борису. Он мне платит, платит щедро, грех жаловаться, и с каждого исполнения песни мне капают денежки как одному из авторов. Но именно как «одному из», хоть и главному. Потому что из-за моей неорганизованности и патологического свободолюбия Борис вынужден отдавать мои мелодии другим музыкантам, которые записывают партитуру, делают аранжировки и тоже считаются авторами. А ведь все эти деньги мог бы получать я один.

–  А почему ты не любишь кошек?
– спросил Саша.
– Что они тебе сделали?

–  Они - предатели, - сердито ответила Катя.
– Я здесь, в Москве, подобрала котенка, он был бездомный, жалкий такой, голодный. Я его вырастила, он классным котом стал, красавец, шерсть густая, глаза сверкают. Загляденье. Казиком назвала, Казимиром. А летом поехала домой, к родителям, в отпуск, и его с собой взяла, не с кем было оставить…

–  Погоди, а ты что, не москвичка?
– удивился Саша.

–  Да нет же, я из Белоруссии, я тебе сто раз говорила, а ты все время забываешь. Ну и вот, я его привезла домой, в Минск, и мы поехали на дачу, к бабушке. И бабушка в него влюбилась насмерть. Главное, соседки все бегают на кота смотреть и причитают: ах, Эва Евгеньевна, какой чудный котик, да какой красавец, да какой умница, да какие у него глазки, да какие ушки, да он все понимает, только сказать не может. Бабушке, конечно, приятно, но это я еще могу понять. Но Казик - это вообще! Сволочь такая! Млеет, слушает, что про него говорят, то одним бочком повернется, то другим, ушами шевелит: мол, говорите еще, говорите, хвалите меня, рассказывайте, какой я замечательный. Представляете? Гаденыш.

–  Да почему же гаденыш-то?
– удивился я.
– Нормальная реакция. Как говорится, доброе слово и кошке приятно.

–  Да потому, что через две недели, когда я собралась уезжать, он не дался. Я его пытаюсь в сумку засунуть, а он вырвался, убежал и спрятался. Три часа искали, я чуть на самолет не опоздала. Думала, с ним случилось что-нибудь, собаки бездомные задрали или мальчишки поймали, в общем, напридумывала себе всякого и всю дорогу в аэропорт в машине проревела. А перед самой посадкой бабушка позвонила на мобильник и говорит, что, как только машина отъехала от дома, Казик нарисовался, к ней на колени запрыгнул и давай мурлыкать. Предатель! Продал мою любовь за комплименты. С тех пор я всех кошек ненавижу.

Я с трудом сдерживал улыбку. Катины переживания были мне понятны, и обида ее была понятна, но все-таки это было ужасно по-детски! Разве можно мерить кошек человеческими мерками? Разве можно требовать от них человеческих чувств? Только в детстве мы живем в мире сказок, которые начинаются словами: «Давным-давно, когда звери еще говорили…» Но звери не говорят. И не думают так, как мы. И не чувствуют, как люди. А Катя осталась, в сущности, совсем ребенком, для которого кошка - это тот же человек, только с другой внешностью, и на него можно обидеться, и можно его ненавидеть, и можно ждать от него каких-то поступков и расстраиваться, когда ожидания не оправдались.