Замена
Шрифт:
В Брюннервельде за такие дела полагалась показательная порка с последующей женитьбой, а вот что говорилось о подобном в столичных законах — Хорст не знал. Вряд ли что-то хорошее. Но остаться один на один с вороватым Карлом ему не хотелось. Поэтому он почесал сначала бороду, потом затылок и важно изрёк:
— Посмотрим. Может, и выгоню. Ты, как эти двое появятся — сразу ко мне отсылай. И с обедом не задерживайте.
С этими словами он поднялся и прошел в свой приёмный покой, где ещё час сидел, разглядывая в открытое окно начинавшуюся городскую суету. А еще час ловил проворных мух, докучавших своим постоянным жужжанием.
Первыми явились
Хорст как раз подкрался к особенно надоедливой мухе, спрятавшейся от него на боковой стенке бюро, встал на четвереньки, готовясь нанести решающий удар, когда дверь распахнулась, и влетевший Рене испуганно затараторил, вспугнув осторожное насекомое:
— Господин! Там пришли эти двое из лавки менялы Езефа, требуют подать им тебя!
— Нешто я окорок? — Выпрямляясь, поинтересовался Хорст. — Что значит — подать?
— Не знаю, господин! Только очень злые они!
— Злые? С чего бы это? Ладно, — Хорст уселся в кресло, — зови этих… злых.
Рене опрометью выскочил за дверь, спустя минуту послышались незнакомые голоса и перед Хорстом предстали два человека, с ног до головы одетые в черное. У одного из них на перечеркнутой шрамом морде красовалась черная же повязка, прикрывающая левый глаз, второй, обладающий незапоминающимся лицом, заметно хромал, припадая сразу на обе ноги.
— Гровель? Ганс Гровель? Глава торгового дома «Гровель и Гровель»? — Хрипло поинтересовался кривой.
— Ага, — согласился с ним Хорст. — Чего вам?
— Мы по поручению господина Езефа, — вступил в разговор хромой.
— Чего ему?
— Господин Езеф прислал нас напомнить уважаемому господину Гровелю, что срок погашения займа, полученного тобой, истек три дня назад. — Хромой бесцеремонно уселся на край стола.
— И что? — Хорст честно пытался понять, о чем идет речь, но пока что безуспешно.
— Согласно вашей с господином Езефом договоренности, три дня назад тебе надлежало погасить свой долг в размере пятидесяти тысяч лотридоров …
— Сколько?! — Хорст вскочил из-за стола и выпучил глаза. Никогда прежде ему не приходилось слышать, что подобные суммы могут быть еще у кого-то кроме короля.
— Пятьдесят тысяч и три тысячи двести монет лихвы на сегодняшний день.
— Так пятьдесят или три? — Слова сами вырывались из горла, а Хорст понимал происходящее всё меньше и меньше.
— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров. В случае неоплаты этой суммы сегодня — господин Езеф будет вынужден обратиться в королевский суд.
— Но сначала, — зловеще прошипел одноглазый, — к тебе снова придем мы! И мы не будем столь вежливы как сейчас! Подумай об этом!
— Да, — подтвердил угрозу товарища хромой, слез со стола и парочка не простившись удалилась.
Как громом пораженный сидел Хорст, беззвучно повторяя:
— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров….
Еще будучи мальчишкой, вместе с друзьями он как-то забрался на чердак дома старосты Брюннервельде и подслушал интересный разговор с управляющим из баронского поместья. Большая часть сказанного стерлась из памяти, но сумма годового дохода с деревни в двадцать шесть с четвертью лотридоров прочно засела в голове. Хорст честно пытался понять — на что можно потратить названную людьми в черном сумму — и не находил ответа.
Дверь снова распахнулась и Рене проорал:
— Хозяин! Карл и Жаком приехали!
Хорст не обратил на него внимания, продолжая бубнить скороговорку:
— Пятьдесят
Рене разочарованно пожал плечами и с независимым видом вышел, а на пороге нарисовались ещё два посетителя. Старший был тощ, высок, благообразен, с чистым, почти детским взглядом глаз бывалого мошенника; младший, лысый, тумбообразный, баюкал левую руку в перевязи, сооруженной из цветастого платка. Оба степенно поклонились, вразнобой поздоровались и, услышав в ответ:
— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! — Недоуменно переглянулись.
— Хозяин! — Настороженно позвал старший.
— А! Кто здесь? — Хорст словно вынырнул из холодной полыньи.
— Мы это. Я — Карл, а это — Жаком, — на всякий случай представился тощий. — Ты велел нам явиться сегодня?
— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! Да! Чего там у вас?
— Ничего страшного, — бодро начал доклад Жаком. — Десяток кобыл ожеребилось. Конюхи говорят — добрые коньки будут! Цыгане табором хотели на дальнем выгоне встать, но я не разрешил. А то еще вздумают лошадей воровать. Кузнец, как и было оговорено, подковы менять начал у коннетаблевских жеребцов. Табун тяжеловозов всю траву вокруг сожрал, я велел его перегнать за реку. Что ещё? — Он задумался, прищурив один глаз и устремив второй — левый — куда-то вверх. — А! Как же это я? Дырявая голова! Пригоняли ещё двадцать голов из восточной марки, Карл брать отказался! Говорит, денег у него больше нет! По двенадцать монет предлагают! Так я договорился, что коногоны лошадок в наш табун пустят, а деньги мы им завтра отдадим. Я правильно сделал? — Он преданно уставился на Хорста.
— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров!
Приказчики ещё раз переглянулись, и теперь заговорил Карл:
— На закуп сена я потратил шесть десятков монет и двадцать два гроша. Изготовление ограды на Берёзовском выгоне обошлось в четыре десятка и двенадцать грошей. Лекарю за осмотр последней партии — пять. Овес еще не привезли, но аванс я тоже выплатил — два десятка и сорок шесть грошей. За подковы кузнец обещал скидку, если железо наше будет. Так что я распорядился старые ему отдать. Там на три лотридора меньше платить придется против оговоренного. Еще конюхи оплату требовали. По тому, как срядились с ними — надо было три сотни заплатить, но я им штрафы насчитал, отдал двести десять. Грозились бросить всё и уйти, но остались! Я их породу знаю! Работы-то кроме нас сейчас и не даст никто! Граф Дельи приезжал, требовал убрать табуны от границ его поместья. Пустое — уехал пьяный. Но тридцать монет отдать пришлось. Конюшню для жеребых кобыл возвели под кровлю, завтра уже стойла ставить будем и крышу крыть. Дерево дорожает. В этот раз за каждый воз пришлось на тридцать грошей больше отдавать. — Приказчик достал из поясной сумки табличку и, прочитав её, объявил: — Итого израсходовано две тысячи двенадцать монет и семьдесят один грош.
Он помолчал мгновение и, собравшись с силами, закончил:
— Жаком вот девку ещё в кустах повалял, я не стал разбираться. Вроде всё, — Карл выжидательно замер.
— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! — Всё сказанное прошло мимо Хорста.
В установившейся тишине стало слышно, как жужжит последняя недобитая муха. Этот назойливый звук вырвал Хорста из плена магии больших чисел, и он наконец-то обратил внимание на озадаченных приказчиков:
— Вам я тоже денег должен? — Набычившись, спросил он.