Заметь меня в толпе
Шрифт:
— Возможно.
Я пошел прочь.
— Позвони, как сможешь, — крикнул я через плечо.
«обосрался и сбежал» (перевод с чешского).
Ч2, Глава 3
Спать не хотелось, и я решил не ехать домой, а побродить по городу до рассвета, чтобы потом сразу отправиться в больницу. В центре все еще шарахался народ. Пьяные компании туристов возвращались из клубов. Самые неугомонные любители приключений цепляли проституток и исчезали с ними в подворотнях. Другие орали и улюлюкали им вслед. Кого-то уже приходилось тащить под руки. Дешёвое пиво, дешёвые шлюхи, дешёвая наркота, смаженый гермелин,
Открыли метро. Я зашел в последний вагон, развалился на двух сиденьях. Чужая кепка услужливо сползла на глаза. Ехать минут сорок, успею вздремнуть.
Я провалился в сон моментально и оказался в центре города, в еврейском квартале. Вынырнул из грязной подворотни и очутился напротив той самой синагоги, что примыкала к старому еврейскому кладбищу. Ворота были распахнуты настежь. Я заглянул внутрь. Никого.
Отчего бы не зайти?
Я начал протискиваться между покосившихся, источенных временем плит со стертыми письменами. Дорожек на кладбище не было, и немного смущало, что приходится наступать прямо на могилы. Зайдя не так уж далеко, я решил повернуть назад и вдруг понял, что потерялся. Синагога, мой ориентир, пропала из виду. Вокруг торчали разнокалиберные надгробья, да мясистая трава резала глаза пронзительной зеленью.
Где, черт возьми, выход?!
Я озирался по сторонам. Вдалеке мелькнула черная широкополая шляпа, какие носят ортодоксальные евреи в этой части города.
— Эй! — заорал я, — подождите! Эй! — я попытался протиснуться меж каменных плит, но они сгрудились стеной. — Да что же это?! — Я вдруг стал таким громоздким и неповоротливым, ноги увязали в траве, а руки ослабели. — Эй! Помогите!
— Помогите! Кто-нибудь! Вытащите меня отсюда! Здесь так темно и нечем дышать! Кто-нибудь!
Внезапно понял, что кричу вовсе не я. В глазах потемнело, я вздрогнул и проснулся.
......
Для посетителей слишком рано, но меня, конечно, пустили. В отделении было пусто, все еще спали. Я прошел гулким коридором. Рассеянно поздоровался с дежурной медсестрой по-чешски. Она закивала и в ответ бросила «бонжур». Ну и ладно. Я подошел к двери Надиной палаты и уже хотел войти, но увидел Настю в коридоре. Она стояла у окна и смотрела на улицу. Ее, высокую и тонкую, легко можно было принять за Надю, если бы не пучок темных волос на затылке. Я остановился.
Подойти? Но мы же практически не разговариваем. Хотя, пожалуй, стоит спросить, можно ли к Наде, если она все еще спит.
Я подошел и тихо поздоровался. Настя не ответила и даже не оглянулась.
— Там в палате не моя дочь, — вдруг сказала она бесцветным голосом.
— Что?
— Это не Надя.
Я ничего не ответил, но вдруг понял, что и сам в какой-то момент начал так думать. Странно, что Настя заговорила о таких вещах со мной.
— Вчера на ужин принесли творог, — монотонно проговорила Настя. — Надя терпеть не может творог. Как-то в детстве я пыталась
— Но это хорошо, — возразил я, — у нее появился аппетит. А вкусы со временем меняются.
— Да, вкусы меняются, но... она держала ложку правой рукой. А еще она копалась в еде. Знаешь, ложкой так... туда-сюда перекатывала. Прямо как... не важно. Она уже проснулась, иди.
Я пошел к палате и тихонько приоткрыл дверь. Надя лежала на кровати и смотрела телевизор без звука. Я молча сел. Она даже не оглянулась.
Почему Надя не проявляет ко мне ни малейшего интереса? Откуда этот отсутствующий взгляд? Что с ней на самом деле произошло?
Зазвонил мой мобильник, и Надя оторвала взгляд от телевизора. Гаджеты выводили ее из транса. Сотовые вызывали особый интерес.
На дисплее высветились две ненавистные буквы «ВВ».
И чего ему нужно в такую рань?
Надя пустым взором смотрела на телефон, чуть наклонив голову. У меня сердце екнуло.
ВВ желал видеть у себя в офисе немедленно. Раз уж ответил, придется подчиниться.
......
— Здравствуй, Тимофей. Ну что, как там Надя? Поправляется?
— Вы же знаете.
— Ты прав, — тяжело выдохнул ВВ. — Светские разговоры сейчас ни к чему. Пора выложить карты на стол. Тебе так не кажется?
Я молчал.
ВВ подошел к чайному столику, взял массивную серебряную сахарницу и, внимательно оглядел со всех сторон.
— Нда, — процедил он сквозь зубы, — моя любовь к антиквариату сыграла злую шутку. Привязанности, даже самые незначительные, губят нас. Как жаль, ты слишком молод, чтобы понять, — он поставил сахарницу на место. — Но к делу. Я позвал тебя вот зачем. В последнюю неделю значительно осложнилась ситуация с перевозкой контрабанды в Чехию. Внезапно ужесточились правила и проверки. Очень сильно пострадали наши конкуренты. Несколько грузов перехватили и рынок резко подорожал. Будь у нас достаточно товара, я бы даже порадовался, но проверки не прекращаются, и с каждым днем ситуация все более обостряется. Свои люди есть везде, и мы, конечно, не подставимся. Но, к сожалению, наш поставщик не настолько уверен в себе, нервничает и хочет отложить перевозку на неопределенный срок. Мы же, напротив, хотим поторопиться. Сам понимаешь, в таких условиях можно сорвать двойной куш.
Опять втянет в какую-нибудь хрень, не отмоешься...
— Но возникла еще одна проблема, — ВВ присел на край стола. — Наличность, на которую мы рассчитывали, так и не поступила. У нас Вышеградский кодекс, но продать его на сторону было бы самоубийством, а Национальная библиотека вдруг получила официальный правительственный запрет на какие-либо переговоры с нами. И это в тот момент, когда уже обо всем договорились. Решение было принято настолько внезапно, что повлиять на него я не успел.
— Я должен что-то сделать?
— Вот именно, — ВВ хлопнул себя по коленям. — Поставщик готов взять книгу в залог реализации товара и кое-каких дополнительных бонусов, но не хочет сам вывозить книгу из Чехии. Я обещал, что с вывозом проблем не будет, тем более, и везти недалеко. Тимофей, после всего, что случилось, мне очень трудно тебе доверять. Но я так привязался к тебе за эти годы и готов дать последний шанс.
Да он черт из преисподней!
Я скривил расстроенную мину.
— Я готов на все, чтобы вернуть ваше доверие.