Шрифт:
Хотите – верьте, хотите – нет, но у меня большой жизненный опыт. Когда я произношу эту фразу, поучая своих взрослых детей, – они почти всегда начинают веселиться, несмотря на мое нравоучение. Они знают, что взрослым родителей слушаться необязательно, как и то, что решения лучше принимать им самим, вместе с тем и отвечать за эти решения. Также понимают, что родители обязаны выразить свое отношение к их действиям. Здесь ключевые слова: «отвечать» и «выразить». Отвечать – это неотъемлемая часть самостоятельности, а передавать опыт – обязанность каждого нормального человека.
Я, как и моя супруга, по-видимому, большие романтики. Всегда были готовы активно подключаться к чему-либо настоящему, уважаемому, знаковому. Наши дети видели это – и, по-моему, получились неплохими.
Мне, считаю, повезло –
Я никогда ничего у родителей не просил и редко спрашивал разрешение на что-либо. Они многого о моих делах и не знали. Много читал и возгорался в будущем быть участником интересной жизни. Книги были настоящие. Например, прочитанная в третьем классе книга «Небо войны» Покрышкина Александра Ивановича напрочь меня покорила – и я заболел авиацией, начал клеить из бумаги модели самолетов и твердо решил стать военным летчиком.
Забегая вперед, скажу, что военным летчиком мне стать было не суждено. Именно не суждено, поскольку как ни отговаривали меня родители от этой, с моей точки зрения, интересной профессии, а с их точки зрения – опасной, я по окончании школы подал документы в Харьковское высшее военное авиационное училище летчиков. Завернули меня на медицинской комиссии, обнаружив следы недавно перенесенной ангины. Гланды пришлось удалять немедленно, но последующая военно-медицинская комиссия предложила выбрать другое военное училище, кроме летного. Я переоформил документы в Казанское высшее Краснознаменное командное танковое училище. В связи с этой заминкой попал во второй поток кандидатов, на вступительных экзаменах набрал неплохой бал, но весь поток из шестидесяти человек «пролетел» (за исключением троих, в число которых я не попал). Это произошло из-за неожиданно большого количества суворовцев, в последний момент пожелавших стать танкистами. Экзамены их не касались.
Неудача тем же летом вернула меня в авиацию, однако уже не в летный, а в инженерно-технический состав. Далее так сложилось, что служить пришлось не только в авиации. Работа и служба доставляли мне большое удовольствие и никак не тяготили, а наоборот, вызывали приятное ощущение причастности к самой сильной, справедливой и легендарной армии мира. Повезло принимать активное участие в создании и эксплуатации крупнейших объектов обороны в разных местах Советского Союза. Самое главное счастье состояло в том, что моя семья была мне крепким тылом и разделяла со мной радости и тяготы этой жизни.
В том, что меня из всего окружающего влекла исключительно военная тема, – нет никакого секрета. Я родился в семье военного в Алма-Атинском военном училище, выпускавшем десантников. Позже это училище было перебазировано в город Рязань. Когда я познакомился с книгой Покрышкина, меня окружала атмосфера прославленной 12– й гвардейской Уманьской ордена Ленина Краснознаменной ордена Суворова танковой дивизии, прошедшей от Сталинграда до Берлина, дислоцироющейся в шестидесяти километрах от того самого Берлина в городе Нойруппин. Нам, мальчишкам, везде был доступ, во все полки, солдатские клубы, полигоны, спортплощадки. Мы видели со всех сторон и боевую работу, и армейскую рутину. В кого как, но в меня это крепко впиталось. Тогда, мальчишкой, я ловил себя на мысли постоянной причастности к чему-то значимому.
Помню Карибский кризис 1962 года и боевую работу в 48– м гвардейском Вапнярско-Варшавском ордена Ленина Краснознаменном ордена Суворова и Кутузова танковом полку, в котором тогда служил мой отец. Мы, мальчишки, казалось, тоже были участниками тех событий. Смотрели, как готовили боевые машины, видели как загружают
Поначалу семьи готовили к эвакуации в Союз. Эвакуацию планировали через Чехословакию. Через Польшу ближе, однако там было неспокойно. Мы было уже начали сушить сухари, но все закончилось и, что самое главное, быстро исчезли угрозы со стороны наиболее одаренных немцев. Стало возможным ходить и ездить куда угодно, что не в первый и не в последний раз подтвердило ничтожность продажных, злых и безмозглых людей, которые только во времена нестабильности способны реализовать свои скудные таланты.
Вскоре мы переехали в двухэтажный дом, расположенный на территории штаба дивизии в городе Нойруппин на Карл-Либкхнет штрассе. Это был практически центр города. Тут для нас, пацанов, кто жил рядом, был просто рай. Город был небольшой, но очень уютный с достаточно древней историей, на берегу озера Руппинер-зее. Здесь пролетело пять лет моего и моей младшей сестры детства.
По одну сторону от территории штаба дивизии располагался 200– й гвардейский Фастовский ордена Ленина Краснознаменный ордена Суворова и Богдана Хмельницкого мотострелковый полк, его территория выходила на озеро. Между территорией штаба дивизии и мотострелковым полком находился небольшой молокозавод, из ворот которого постоянно вытекала бело-прозрачная жидкость и шел специфический кисловатый запах. К молокозаводу постоянно подъезжали и отъезжали грузовые машины с клокочущими двигателями, что явно отличалось от ровно гудящих наших ГАЗов и ЗИЛов, а также от ровно рычащих дизельных двигателей наших боевых машин.
По другую сторону на Фербелинерштрассе дислоцировался 75– й гвардейский зенитнл ракетный Демблинско-Померанский ордена Суворова и Кутузова полк.
Я намеренно воспроизвожу полные наименования частей, поскольку тогда в наших головах витали их боевые пути, а большинство офицеров были участниками Великой Отечественной войны. Они мало что рассказывали, однако мы видели их работу.
На стрелке Фербелинерштрассе и Юнкерштрассе стоял двухэтажный дом, который занимал пятый магазин военторга. В трехстах метрах от магазина на Юнкерштрассе находилась школа №29 Группы Советский войск в Германии. Также от военторга начиналась центральная улица города Карл-Маркс штрассе. С другой стороны километра через полтора она упиралась в дивизионный Дом офицеров. Далее дорога шла на город Альтруппин, на окраине которого дислоцировались 3 танковых полка: 353– й гвардейский Вапнярско-Берлинский ордена Суворова и Кутузова танковый полк, 332– й гвардейский Варшавский Краснознаменный ордена А. Невского танковый полк и уже ранее упоминавшийся 48– й танковый полк.
На северо-запад в километре от Дома офицеров дислоцировался 730– й авиационный полк истребителей-бомбардировщиков.
Рядом с каждым полком имелись жилые городки для офицеров и их семей. Я не помню, чтобы мы знали чьи-то адреса. Если надо было сказать, где ты живешь, то говорилось, например: «в хозяйстве Колесникова» (называлась фамилия командира). Да и адреса были ни к чему, поскольку почта приходила в воинскую часть. Сами воинские части имели условное наименование, например, не в/ч 48440, как в Союзе, а п/п 48440, т.е. полевая почта 48440. Полные наименования воинских частей являлись секретными, их можно было услышать только в служебной обстановке или на торжественном мероприятии на территории части, прочитать на развернутом боевом знамени или увидеть в комнате военской славы.