Заметки парашютиста-испытателя
Шрифт:
И воздушная киносъемка успешно справлялась с этой задачей. Чтобы узнать о работе нового парашюта, достаточно заснять и изучить известную часть испытательных прыжков. Но при этом не следует ожидать от киносъемки больше, чем она может дать. Нельзя, например, целиком заменить работу испытателя киносъемкой, ибо никакой инструментальный метод не может заменить отчета испытателя, скажем, о прыжке с задержкой раскрытия парашюта.
ПРЫЖКИ С ЗАДЕРЖКОЙ РАСКРЫТИЯ ПАРАШЮТА
Летчику необходимо владеть искусством прыжка с задержкой раскрытия парашюта. Это особенно важно для тех, кому приходится летать на значительных высотах. Прыжок с задержкой раскрытия парашюта позволяет
Как уже говорилось выше, впервые о прыжке с задержкой раскрытия парашюта я услышал много лет назад, будучи еще слушателем авиационной школы. Летом мы стояли лагерем в степи, неподалеку от города. Как-то раз ранним утром нам привезли свежие газеты. В них мы прочитали интересное сообщение: наш советский летчик Николай Евдокимов под Ленинградом выполнил прыжок с задержкой раскрытия парашюта, пролетев в свободном падении несколько тысяч метров. Весь день среди курсантов только и было разговоров, что о необычайном прыжке и отважном советском парашютисте.
Мне, тогда еще совершенно не искушенному в парашютном деле, многое казалось в этом смелом прыжке удивительным. И прежде всего, как мог человек выдержать такое длительное падение, во время которого скорость достигала 50–55 метров в секунду. Вспомнилось, как мальчишкой я сорвался с высокого дерева. Сердце сжалось, дух захватило. Лишенный опоры, падая, я чувствовал себя совершенно беспомощным. А ведь Евдокимов падал несколько километров. И при этом, как писали в газетах, сердце его работало нормально, дыхание было свободным. Более того, отважный парашютист в воздухе ориентировался и управлял своим телом… Это было непостижимо.
Ощущения, которые испытывает человек в свободном падении, мне пришлось испытать позднее, когда я сам стал выполнять прыжки с задержкой раскрытия парашюта.
Мне хорошо запомнилось раннее июльское утро, когда я впервые выполнил серьезную «затяжку» в 13–15 секунд. Летчик Федор Федорович Жеребченко плавно набирал высоту, а я, слегка возбужденный, сидел во второй кабине, посматривая вниз. Солнце уже взошло, но легкий сизый туман еще стлался по оврагам и висел над водой, закрывая реку Клязьму. Через несколько минут мне предстояло оставить эту уютную надежную кабину самолета и камнем ринуться вниз.
Кое-какой опыт прыжков с задержкой раскрытия парашюта у меня уже был. Умея хорошо пользоваться парашютом, я решил попробовать сделать «затяжку». В моей памяти навсегда остались свист воздуха в ушах при свободном падении и могучее, казалось неодолимое, желание раскрыть парашют. Каждая клеточка моего камнем летящего тела требовала этого.
Однако тотчас по отделении от самолета я не забыл начать отсчитывать секунды свободного падения. Перед прыжком ценой упорной тренировки на земле я научился вести счет в таком темпе, что на произношение одного числа уходила одна секунда. Я начинал счет от 121, кончал 130, а стрелка секундомера пробегала ровно 10 секунд, не больше и не меньше.
И вот, падая, я вслух произносил:
— 122, 123, 124. — Мне казалось, что я считаю очень медленно. Наконец, скорее в уме, чем губами, произношу число 131 и с облегчением дергаю кольцо. Все падение продолжалось только 150–180 метров.
В чем дело? Я, казалось, добросовестно считал секунды и все же ошибся. Ведь на земле во время тренировок все было в порядке. Оказалось, что вести счет спокойно, находясь на земле, — это одно, а во время свободного падения — совершенно другое. Стремясь быстрее раскрыть парашют, инстинктивно торопишься, и, если бы мне следовало сосчитать вдвое больше, я бы все равно падал те же 150–180 метров.
И вот я снова поднялся в воздух с твердым намерением пересилить инстинкт, произвести настоящий прыжок с задержкой раскрытия парашюта.
— Что бы ни было, — решил я, — счет буду вести спокойно, не торопясь.
Через целлулоидный
— Пора! — Встаю на сиденье и, кивнув на прощанье головой пилоту, переваливаюсь через борт.
Снова знакомый свист ветра в ушах. «Сто двадцать один, сто двадцать два», — произносят мои губы. Я считаю медленно, не торопясь, как на земле. На этом сейчас сосредоточена вся моя воля, все мои мысли. «Сто тридцать!» — прошло десять секунд, но мне кажется, что целую вечность камнем лечу в бездну, а время остановилось или движется бесконечно медленно. Я падал лицом вниз, ясно различая землю. Потом меня перевернуло на спину, и перед глазами засинело небо с белой полоской высоких перистых облаков. Внезапно я заметил, что успокоился и считаю секунды без особых усилий. Наконец произношу желанное число 135, меня перевертывает, и вновь земля перед глазами. Она кажется такой близкой, что становится страшно. Поспешно кладу руку на кольцо и, радуясь, что нашел в себе необходимые волю и мужество, раскрываю парашют.
Этот полет и последующие убедили меня в том, что прыжок с задержкой раскрытия парашюта, конечно, сложнее, чем обычный, но его может выполнить каждый хладнокровный и натренированный парашютист. Для нас же, испытателей, проверяющих надежность новых конструкций в условиях свободного падения, прыжок с задержкой раскрытия парашюта требовал более глубоких знаний и больших практических навыков.
Опыт мастеров прыжка с задержкой раскрытия парашюта — выдающихся советских воздушных спортсменов Н. Евдокимова, К. Кайтанова, В. Евсеева и Н. Аминтаева — говорил о том, что в беспорядочном падении без управления своим телом невозможно провести сколько-нибудь серьезные испытания в воздухе. Следовательно, надо было выяснить, при каком положении человеческое тело во время падения имеет наибольшую устойчивость и лучшую управляемость.
На эти вопросы в то время ясных ответов еще не было. Коллектив испытателей путем экспериментов вначале решал их самостоятельно. Затем в эту работу включились научно-исследовательские институты.
Тогда мы полагали, что наивыгоднейшее положение при свободном падении каждый парашютист должен подбирать для себя отдельно, что оно зависит от телосложения человека и тут стандартных правил быть не может. Да посудите сами! Рекордсмен Николай Евдокимов выполнял свои удивительные задержки в раскрытии парашюта, падая головой вниз, раскинув ноги в стороны. При этом руками и ногами он действовал будто рулями, сохраняя во время падения нужное ему положение. Известный мастер парашютного спорта Афанасьев падал тоже вниз головой, управляя телом при помощи ног. Он говорил, например: «Для того чтобы прекратить начавшийся поворот туловища влево, я отвожу на один момент левую ногу в сторону». Одна из первых парашютисток Советского Союза Нина Камнева, устанавливая в 1934 году рекорд задержки раскрытия парашюта для женщин, шла к земле плечом вниз и все время регулировала падение движением рук и ног. Некоторые парашютисты считали, что удобнее всего падать «солдатиком», то есть вниз ногами. А мой друг, опытный воздушный спортсмен Саша Колосков, предпочитал лететь спиной вниз, раскинув в стороны руки и ноги и через плечо посматривая на приближающуюся землю.
Таких примеров можно привести очень много. По сути дела, в то время каждый парашютист, выполняя задержку в раскрытии парашюта, падал по-своему. Мне кажется, что тогда на выбор наиболее удобного положения тела в свободном падении влияли не только физические факторы, но и некоторые психологические моменты. Если человек выполнил первый удачный прыжок с задержкой раскрытия парашюта, падая, например, спиной вниз, то такое положение, он и считал для себя наиболее удобным. В те годы весь свободный полет парашютиста, по сути дела, сводился к борьбе за сохранение устойчивого положения тела в воздухе, предупреждение возможности попадания в штопор или беспорядочного падения.