Замки роз: нерассказанные истории
Шрифт:
– Если я открою тебе этот страшный секрет, мне придётся тебя убить, - заявляет он могильно-серьёзным тоном, и не сразу понимаю, что шутит. Боже мой, как я рада, что он способен шутить – значит, точно прошла голова!
Когда король не удерживает нарочито-пафосного вида и улыбается мне, на моих губах сама собой расцветает ответная улыбка. Которая тут же слетает, когда меня снова бросает в жаркую пучину смятения его следующими словами:
– Ну, или заточить в какой-нибудь башне как личную пленницу и никуда от себя не отпускать.
Король наслаждается
Склоняется к самому уху и говорит тихо, задевая краешек губами:
– Моя мать была эллери. Но об этом не знал даже мой отец. Боюсь, если б узнал, мог бы сделать с ней все, что угодно. Он был человек крутого нрава, скорый на расправу и преисполненный гордостью за свершения предков, которые я считаю величайшим преступлением перед историей.
Глубокий, низкий тон его голоса с царапающей хрипотцой, запах кожи с терпкими нотами сандала и обнимающая со всех сторон густая вечерняя тьма заставляют меня уплыть куда-то до такой степени, что мне требуется огромное, нечеловеческое усилие, чтоб заставить себя воспринимать смысл сказанных слов.
– Я клянусь Вам, Ваше величество, что никому не скажу… - отвечаю тихо, задыхаясь.
– Другого и не жду от тебя. Иначе вряд ли доверил бы тебе государственные секреты Королевства.
Отодвигается снова – и я наконец-то опять могу дышать.
А потом вдруг обжигает страх – что будет, если узнает Сесиль? Она же ненавидит и боится магию! Ему придется всю жизнь притворяться? Или жить с человеком, который считает тебя исчадием зла, вызывающим лишь дрожь омерзения? Вспомнилась реакция сестры на слова графа Винтерстоуна о том, что в Королевстве Ледяных Островов снова пробудилась магия.
«- Какой ужас! Надеюсь, мой король уничтожит это порождение зла так же храбро, как это сделал его великий предок, Отто Завоеватель!»
Она никогда не сможет это принять. Она будет считать его чудовищем.
С моих губ едва не срываются слова, которых не имею права произносить. По счастью, вовремя прикусила губу.
Но я наивная, забыла, с кем имею дело.
– Говори! – приказывает мне король. Когда он вот так использует жёсткие стальные нотки голоса, привычного повелевать людьми, моя воля превращается в желе. – Ты хотела сказать что-то. Я хочу знать.
– Я не могу. Это неправильно…
– Говори.
Моё запястье по-прежнему в плену, палец лежит твёрдо на моём пульсе.
Набираю воздуху в грудь. И быстро, не давая себе возможности струсить и отступить, выпаливаю:
– Не женитесь на ней! Она сделает вас несчастным!
Выражение его лица становится отстранённым.
– Я знаю.
Молчу. Оглушённая, подавленная.
– Тогда зачем?
Он вздыхает. Берет обе мои руки и переворачивает ладонями вверх.
– Посмотри. Представь, что на этой чаше весов… - проводит пальцем осторожно по линии сердца. – Счастье одного человека. А на другой… - вторую
Мои ладони в его руках кажутся совсем маленькими. А сердце трепещет в груди, и почему-то хочется плакать от безысходности. Голос короля становится ещё тише.
– Я должен был раньше понять, что слишком рано сдался и нужно продолжать поиски. Но так давно смирился с тем, что все они для меня одинаково чужды и ни одна не трогает моего оглохшего сердца… что решил, не имеет значения, та или другая. И если это необходимо для продолжения династии, пусть хотя бы выбор будет продиктован политической пользой. А теперь уже слишком поздно. Война на пороге моей страны. Я это знаю столь же верно, как то, что ветер этой ночью пахнет розами так оглушающе, как никогда в моей жизни. Война, Николь! Не в сказках, не в учебниках истории. Реальная, страшная, отвратительная. И в моих силах её предотвратить. Одна жизнь или жизни многих – что бы ты выбрала?
Я опускаю глаза.
– Ответ очевиден.
– Я не сомневался в тебе. Теперь ты понимаешь.
Пытаюсь забрать руки, но он не пускает. И в его голос снова возвращается та глухая тоска, которая разрывает мне сердце.
– Подожди. Как только слово будет произнесено, как только она станет моей… невестой… я не позволю себе ни минуты наедине с тобой. Ни единого разговора. Поэтому останься сейчас. Не уходи слишком скоро. Дай мне ещё немного… своего тепла. Потому что я снова замерзаю.
Больше не вырываюсь. Каждое слово – как нож в сердце. Его рука медленно поднимается к моему лицу. Он проводит костяшками пальцев по моей щеке. Я застываю, как пойманный зверёк, и не понимаю, что происходит. Потому что следующее, что делает его рука – это касается моих волос… а потом уверенно ныряет пальцами в мягкие завитки моих разлохмаченных локонов. Ложится твёрдо на затылок. Тянет меня ближе. А в устремлённом на меня взгляде появляется странное, голодное выражение.
Я уже ничегошеньки не соображаю.
У него что, снова болит голова?
Иначе зачем меня трогать? Это что, успокаивает, как… котёнка погладить? Смотрю с испугом и настороженно жду. А его вдруг становится очень много. Потому что склоняется ближе, и терпкий запах кожи заставляет меня дышать глубже, а сердце – срываться в какой-то совершенно сумасшедший рваный ритм.
От смерти в результате сердечного приступа меня спасает стук в дверь.
Тихий и деликатный, но от которого я вздрагиваю – и немедленно отпрыгиваю прочь. Только тогда, когда между мной и королём расстояние снова увеличивается до приличного шага, осознаю, в каком ужасающе неприличном положении только что была.