Замкнутые на себя
Шрифт:
— Я знаю, как их назвать, — выдержав паузу, он сообщил: — Ерх.
Внимательно присмотревшись, он повернулся к кузнецу: — У змея голова одна.
— Ничего страшного. Ты лучше подбери им меру, — хмыкнул Ерхадин, — сколько за одну можно дать хлеба, фруктов, дичи.
Они, заворожённые монетами, ещё долго их рассматривали, пока Ерхадин не спохватился:
— А сколько ты их сможешь сделать? — спросил он у Барули.
— Их делали ученики, — усмехаясь, сообщил кузнец.
— Не ври, — нахмурился Ерхадин.
— Не вру, — расплылся улыбкой
Заскочившая Барриэт, увидев на столе монеты, заграбастала их в ладошку и крикнула: — Моё.
Ерхадин собирался её отругать, но Баруля его успокоил:
— Мы наделаем много, сколько хватит металла.
Барриэт тут же удрала, зная крутой нрав мужа. Ерхадин отпустил кузнеца и Варевота, а сам вышел во двор и пошёл в загон Гарика. Три головы что-то возбуждённо обсуждали, да так, что не услышали, как подошёл Ерхадин. Он хотел послушать, но его уже заметили:
— Хозяин, у нас проблема, — стыдливо сказал Гарик.
— Почему вас смущает естественный процесс размножения? — возразила ему Горелла, прикрывая глаза ресницами.
— Короче, залетели мы, хозяин, — подытожил Горелый.
— А в чем загвоздка? — спросил Ерхадин.
— Вот, — сказал Гарик, сдвигая солому. На земле лежали три яйца гусиного размера.
— Это что, ваши? — уточнил Ерхадин, но ответа не услышал, головы от комментариев воздержались, только Горелла презрительно посмотрела на Гарика и Горелого.
— Я их сохраню, — сообщил им Ерхадин, — авось пригодятся.
* * *
Наступила зима, но, как говорит пословица, с милым и в шалаше рай. По устоявшейся привычке Сергей рубил с утра дрова, несмотря на то, что выложенной поленницы хватило бы на деревню, а потом забирался на проснувшегося Флорика, который отвозил его на охоту. Рядом с хлевом для коровы и бычка он пристроил сарай для глеев, из которого, при наличии глеев, валил пар, будто он горел. Элайни часто к ним хаживала, чтобы развеять свою грусть, и, забравшись в тёплую серединку, так и засыпала, заботливо прикрытая крыльями глеев.
Сергея возвращался под вечер, когда уже было темно. Поначалу Элайни казалось странным, что Сергей охотиться так далеко и, по возвращению глея — обычно Флорика, она расспрашивала, куда он его отвозил. Флорик честно признался, что на то место, где они были вместе с Элайни. Она незаметно стала расспрашивать Сергея, но тот отшучивался тем, что ему понравилось пейзаж и там много дичи. Дальнейшие расспросы Флорика её немного успокоили, так как Сергей стал менять места, но оставалась лёгкая тень сомнения: Сергей в любом случае отправлялся на охоту в том направлении.
Он обязательно приносил какую-нибудь дичь, которую готовили сразу, или разделывали, а мясо морозили. Алида ухаживала за коровой, а необычные гости как нельзя лучше её устраивали: и не скучно, и при дровах, и с голоду не умрёшь.
У Элайни было заметно живот, который Алида осматривала каждый день и слушала,
Когда прилетел Сергей, как обычно, с белой куропаткой в руках, Алида потащила его якобы к корове, отстранив Элайни: «Посиди дома, там холодно».
— Плохо, соколик, — сообщила она Сергею, поглаживая корову, — с плодом что-то не так.
Она рассказала о своих опасениях. Сергей слушал внимательно, а потом сообщил: — Ты завтра утром, как подоишь корову, в дом не входи. Можешь с глеями поваляться, у них тепло.
Алида промолчала, так как давно интуитивно чувствовала его силу. Вечером Сергей был нежен с Элайни, как никогда. Она успокоилась, и, ласкаясь к нему, только бросила мимоходом: — О чем вы шептались с Алидой?
— Корова хромала. Заднее копыто подрезали, — спокойным тоном сообщил Сергей и пошутил: — Может и твои копыта почистить?
Элайни толкнула его в бок и, прижавшись к груди, так и заснула. Утром, когда она ещё спала, а Алида ушла в хлев, Сергей склонился над ней и расплылся, окутывая её коконом. Закрытое одеялом тело лежало неподвижно, и посторонний наблюдатель не могло сказать, что происходит внутри.
Алида, забыв все обещания, выскакивала во двор и, прислоняясь к замёрзшему слюдяному окошку, пыталась что-то рассмотреть. Но её все потуги были напрасны, даже войдя в дом, она ничего бы не увидела, кроме неподвижного тела, укрытого лоскутным одеялом.
Уже вечерело, когда Сергей поднялся из кровати и прикрыл Элайни одеялом. Выйдя на улицу, он зашёл к глеям, которые собирались выбираться на ночную охоту, но там Алиды не было: она доила корову. Зайдя в хлев, Сергей спросил:
— Не замёрзла?
— Не замёрзла, а измаялась, — пожаловалась Алида.
— Все хорошо, — сказал Сергей, принимая у неё ведро.
Они вместе зашли в дом и увидели Элайни, присевшую на кровати.
— Разве уже вечер? — поразилась она: — Я что, весь день проспала?
— Соня моя любимая, — прижал её к груди Сергей.
— А ты что, на охоту не летал? — удивилась Элайни.
— Не одной тебе отдыхать, — парировал Сергей, а Элайни счастливо захихикала и повисла у него на шее.
Возле двери стояла Алида и тоже счастливо улыбалась. Как будто грелась на солнышке.
* * *
Зима оказалась снежная и перекрыла все пути-дороги, так что столица Емен была отрезана от всех провинций. Единственным напоминанием о какой-то власти в стране было появление трёхглавого змея в небе, который, снижаясь над городами и деревнями, имел привычку полыхнуть огнём. Такое странное напоминание о власти оказалось действенным, а приучил змея к такому изъявлению чувств сам король Ерхадин, когда осматривал с высоты свои владения.