Замок Фрюденхольм
Шрифт:
— А почем вы знаете, что я не член партии «венстре»?
— Вы отрицаете, что вы коммунист?
— Нет, не отрицаю. Но откуда вы это знаете? Я с таким же успехом мог быть консерватором или социал-демократом.
— Но вы все-таки коммунист!
— Да. Но об этом я не сообщал ни немцам, ни полиции.
Якоб выбил трубку, и сыщик поспешно вынул пачку сигарет. У него болела голова и шумело в ушах от дыма жженого желтоглава.
— Разрешите предложить вам сигарету, господин Эневольдсен?
— Нет, благодарю. Я предпочитаю курить свою трубку, — сказал Якоб, поднимаясь с места.
Он вынул
— Извините, что это вы курите?
— Табачную смесь собственного изготовления, — ответил Якоб, выпуская дым, — Прекрасный табак. Если у вас есть трубка, можете попробовать.
— Нет, спасибо.
— Очень любопытно. Оказывается, полиции известны политические взгляды частных лиц, — медленно заговорил Якоб. — Я иду на выборы, беру бюллетень, удаляюсь в закрытую комнату и ставлю на нем крестик. Кладу бюллетень в конверт и опускаю в запечатанный ящик. Ни немцы, ни датчане не видели, за кого я голосую. По этой причине мне нечего бояться немцев. Вы ведь тоже за кого-нибудь голосуете, господин полицейский?
— Сержант, — поправил Тюгесен.
— Извините, господин сержант! У вас ведь тоже есть политические взгляды? Я не знаю, кто вы — консерватор, социал-демократ или нацист. Я не знаю, за кого вы голосуете. Но мне кажется странным, что вы так точно знаете, за кого голосую я.
Сыщик поднялся с дивана и вышел из дымовой завесы.
— Я не понимаю, чего вы добиваетесь? Вы же сами признались, что вы коммунист.
— Видимо, существует очень широкая сеть шпионажа, если вы так хорошо осведомлены о политических взглядах частных лиц. Вы приходите сюда и спрашиваете об Оскаре Поульсене. Откуда вам известно, что я с ним знаком?
— В таком маленьком местечке все коммунисты, очевидно, знают друг друга.
— А откуда вы знаете, что Оскар Поульсен коммунист?
— Оскар Поульсен подвергался наказанию. В полиции имеется его анкета.
— И в анкете написано, что он коммунист?
— Поульсена наказывали за участие в военных действиях на стороне иностранного государства. Он участвовал добровольцем в гражданской войне в Испании. А добровольцами в Испании были коммунисты.
— Нет. Там были и другие честные люди, помогавшие законному испанскому правительству в борьбе с фашистами.
— Это были коммунисты и сочувствующие коммунистам.
— И за это их наказывали?
— Нет. Их наказывали за то, что они были на военной службе за границей.
— Но ведь были и такие люди, которые участвовали в финской войне два года назад. Я не слышал, чтобы их наказывали.
— Дорогой господин Эневольдсен, я пришел сюда не для того, чтобы беседовать с вами о политике. Я пришел узнать, где находится Оскар Поульсен.
Якоб задумался. Затем решительно сказал:
— Я очень хочу помочь полиции. Если вы поедете по проселочной дороге и повернете на юг к помещичьей усадьбе, вы увидите на правой стороне белый дом с черными полосами. Владельца зовут Нильс Мадсен. Поговорите с ним. Он открыл контору и занимается незаконной вербовкой людей на иностранную военную службу. Вы увидите на его доме плакат, соблазняющий неопытных молодых людей совершать противозаконные действия.
— Вы
Сержант Хансен и фру Эневольдсен вернулись. Якоб взглянул на них. Как там насчет ящика? Обнаружили его? Нет, Петра казалась довольной и спокойной.
Проп в восторге бросился к Якобу, прыгал, лизал его и в припадке преданности лег кверху брюхом. Преданное существо. Он был предан всем.
— Нашли что-нибудь интересное? — спросил Якоб.
— У вас чудесные цыплята, — сказал друг животных.
— О, вы были и в курятнике?
— Он был везде, — сообщила Петра. — В курятнике, в дровяном сарае, в прачечной, в погребе. Полицейский только не захотел полезть в ульи.
— Сержант, — поправил ее Якоб. — Запомни. Он сержант! А вам, господин сержант, следовало бы взглянуть на пчел! Это вас заинтересовало бы. Там целых шесть-десять тысяч кавказских пчел, и все они — большевички.
— Господин Эневольдсен большой шутник, — сказал Тюгесен.
— Ха, ха, — засмеялся Хансен. — Нам осталось только заглянуть на чердак.
— Пожалуйста! — предложила Петра. — Идите сюда, в переднюю. Только осторожно, лестница крутая.
— У нас там старый сундук, — сказал Якоб. — Не спрятался ли в нем Оскар Поульсен? Там еще большой платяной шкаф, в котором он может жить.
— Ха, ха, — хохотал Хансен. — Все-таки заглянем туда, раз мы уж здесь!
— Пойди ты лучше с ними, Петра! — посоветовал Якоб.
— Вы все еще настроены подозрительно, господин Эневольдсен? — поинтересовался сержант Тюгесен.
Собачка чувствовала себя несчастной от того, что не могла последовать за другом животных. Она бегала взад и вперед по комнате. Подняться на чердак она не могла и предпочла остаться с Якобом и быть верной ему.
Пол на чердаке гнулся от тяжести Петры и Хансена, в комнате сыпалась пыль с потолка. Слышно было, как наверху подняли крышку сундука. Его осмотрели основательно.
— А не понюхаете ли вы, чем пахнет в спальне? — обратился Якоб ко второму сыщику.
— Да. Ради порядка я с удовольствием загляну и туда. Но вообще-то я верю вам, господин Эневольдсен, когда вы говорите, что Оскара Поульсена здесь нет.
Сыщик потрогал толстые перины на двухспальной кровати. Заглянул за цветной полог. Приподнял покрывало и бросил взгляд под кровать.
— Я не думаю, чтобы он прятался в серванте, — сказал Якоб. — Оскар Поульсен довольно высокий мужчина. Но на всякий случай взгляните!
Хансен и Петра спустились сверху, и Проп был счастлив, что вся семья опять в сборе.
— Ну, нашли вы его? — спросил Якоб.
— Нет, — ответил сыщик. — На чердаке его тоже нет.
— Вот ловкий дьявол, как умеет прятаться! воскликнул Якоб.
— Извините за беспокойство, — сказал Тюгесен. — Поульсена здесь нет. Но я все же уверен, что вы имеете представление о том, где он скрывается, господин Эневольдсен! Я считаю, что интернирование в хороших условиях под датской охраной следует предпочесть опасному блужданию и перспективе рано или поздно попасть в руки немцев. Мне думается, что помочь датским властям арестовать Оскара Поульсена — значит оказать ему большую услугу. Может быть, кто-нибудь из его товарищей окажет ему эту услугу. Он ведь никогда не узнает, кто это сделал. Никто этого не узнает.