Замок храпящей красавицы
Шрифт:
– Алла Константиновна не работает, ходит по бутикам и скупает вещи? – предположила я.
Дядя Миша кивнул.
– Ей все равно, лишь бы взять. Размер, цвет, как сидит, ее не волнует. Во второй гардеробной складывают то, что совсем хозяйке не подходит. Да она и не интересуется судьбой тряпок. Свалит пакеты у входа и идет ванну принимать. Вторая ее страсть – разная косметика. Кремы, маски, лосьоны, гели. Есть третья гардеробная, там одних духов пять стеллажей, коробки в целлофан запечатаны. Я Марфе с Катей пока ничего про тот чулан не сказал. Вот если им тут надоест, тогда отведу
– Они здесь на месяц поселятся, – пробормотала я.
– А и пусть, – засмеялся Михаил Степанович, – авось увезут большинство тряпок.
– Почему Алла Константиновна не раздает вещи бедным? – недоумевала я.
Дядя Миша исподлобья взглянул на меня.
– Зачем бомжам дорогое?
– А дочери? – не утихала я. – Они сюда не заглядывают?
– У тех свое добро, – хмыкнул собеседник, – они с матерью во вкусах не совпадают.
– Есть прислуга, – напомнила я.
Старший Корсаков цокнул языком.
– Ты соображаешь? Разве можно поломойке и хозяйке в одинаковом ходить? Домработнице не по рангу платья из Парижа, Лондона и Нью‑Йорка, это не положено.
– Так хозяйка не в Москве отоваривается! – только сейчас догадалась я.
– Исключительно за границей, – поддакнул Михаил Степанович, – Алле Константиновне там веселей, и дорога развлекает.
– Более десяти часов полета в тесном кресле никак нельзя назвать приятным приключением, – возразила я.
Дядя Миша почесал шею.
– Вилка, у Верещагиных свой самолет. Подруг у Аллы нет. Если актрисы барахло унесут, она и не заметит, забыла давно, что приобрела. Ступай, куда звали.
– Как добраться до кабинета Филиппа Леонидовича? – спросила я.
– Иди вперед, до картинной галереи, далее налево и упрешься в дверь, – объяснил он.
Под радостные возгласы Марфы и Кати я вышла в коридор и порысила по бежевому ковру, который сменил бордовый и из шерстяного трансформировался в шелковый. Я шла вдоль стены, украшенной хрустальными бра, и в конце концов очутилась в оранжерее, заставленной кадками с пальмами. Стало понятно: я заблудилась. Ну и как тут найти живого человека, который укажет мне правильный путь?
– Хэлло, мэм, – раздался сбоку тихий мелодичный голос.
Я вздрогнула, повернула голову и увидела смуглую, кареглазую, черноволосую девушку в темно‑синем платье. Михаил Степанович ничуть не преувеличил способности таек возникать в нужный момент. Горничная бойко застрекотала на иностранном языке непонятные слова.
– Ich spreche deutsch [2] , – сказала я, – …э… ай донт спик инглиш. Альмани!
– О, мэм, – расстроилась тайка, – френч?
– Альмани, – повторила я, ощущая себя редкой тупицей, – босс! Ай… э… мне нужен… босс! Чиф! Э… кабинет. Арбайтроум! Ну, там где… хозяин работает. Чиф офис! Ферштеен?
2
Я говорю по‑немецки.
Ну почему в моей школе изучали только немецкий? Я была отличницей, зазубрила наизусть кучу стихов Гете и Гейне, до сих пор могу цитировать
– Дети, послушайте, как Виола замечательно декламирует поэму «Фауст», с такими знаниями не пропадешь в жизни. Интеллектуальный багаж – это ваше богатство.
Посмотрела бы сейчас преподавательница, как ее любимица, набитая знаниями под завязку о дативе, аккузативе и всяких плюсквамперфектах [3] , пытается договориться с горничной из Таиланда. Кстати, знание таблицы умножения мне тоже без надобности.
– Босс, – безнадежно повторила я, – янки гоу хом! [4]
Бог знает, из каких глубин памяти выплыла последняя фраза, но прислуга ее поняла и защебетала как птичка.
– Простите, не врубаюсь, – вздохнула я.
3
Название падежей в немецком языке.
4
Американцы, убирайтесь домой!
Девушка вытянула тонкую руку.
– Директ.
– Прямо, – обрадовалась я.
– Лефт, – продолжила домработница, – ред энд голд.
Я почувствовала себя полиглотом, который смог договориться с представителем племени аборигенов. Мне надо пройти вперед, повернуть налево, а там будет нечто красное с золотом. Воодушевленная знаниями, я порысила по коридору и довольно скоро очутилась в галерее, стены коей были декорированы под хохлому. Эта часть дома резко отличалась от остальной, ранее в отделке преобладали бежево‑песочные тона. Я постучала несколько раз в первую дверь и, не дожидаясь ответа, распахнула ее.
Открывшееся пространство оказалось мрачным. Темная дубовая мебель, то ли коричневая, то ли черная кожа диванов и кресел, аэродромоподобный письменный стол на львиных лапах, повсюду горы книг и журналов. Размеры комнаты определить было сложно, она освещалась небольшим торшером, который стоял возле узкой софы, все остальное тонуло во мраке. В воздухе неожиданно для позднего вечера пахло кофе и, что уж было совсем странно, из маленького радиоприемника раздавался бойкий женский голос, говоривший:
– Ноги на ширину плеч. Делаем активные махи левой рукой. И раз, и два, и три! Повторите десять раз. Начали. Не теряйте темп. Теперь улыбнитесь! В вас вливается бодрость.
– Филипп Леонидович, – позвала я, – Владимир! Юра!
Радио заткнулось.
– Вы кто? – спросил чуть хриплый баритон.
– Писательница Арина Виолова, – представилась я, – настоящее мое имя Виола Тараканова. Простите, а вы где?
– Здесь, – ответил невидимка.
Я сообразила, что звук идет откуда‑то с пола, посмотрела вниз и подпрыгнула от изумления: из‑под софы торчала голова с длинными каштановыми, чуть волнистыми волосами.