Замок из дождя
Шрифт:
От скуки Филипп перестал находить себе место. Его постоянно куда-то тащило и звало: он не мог сидеть дома, не мог сидеть на работе, не мог пить пиво с Йеном — не мог ничего. Вот если бы появилась Селин! Тогда бы он бросил все и остался.
Но она не появлялась. А в Нью-Йорке его ждала Джессика. И вечером в пятницу, вне всякой логики и здравого смысла, он уже сидел в самолете, прокручивая в памяти последние ночные прогулки по Нью-Йорку.
Их роман пока нельзя было назвать романом, потому что за две недели, прошедшие с того памятного поцелуя, Джессика начала его избегать.
А теперь, когда он собрался восполнить душевный вакуум, Джессика начала играть с ним. Они по-прежнему мило общались на работе, но он прекрасно видел, что между ними выросла какая-то стеночка: прозрачная, тоненькая, тщедушная, но вполне осязаемая. Она что, ждет его признаний в любви, прежде чем лечь с ним в постель? Или решила, что в Германию он летал к Селин, и обиделась? Однако пусть не думает: он не собирается терпеть ее глупую ревность! Это же просто издевательство над ним и его молодым, полным здоровых инстинктов телом! Никогда не понимал таких условностей и сейчас не станет себе изменять.
На секунду он задумался, ощутив в сердце знакомое чувство. Неужели?.. Да-да, ошибки быть не могло: с Джессикой он становился прежним Филиппом. Требовательным, эгоистичным, веселым, щедрым на любовь и скуповатым на деньги, жизнерадостным, немного циничным, но в целом — прекрасным парнем, за которого вышла бы любая девчонка.
Куда же все это делось с тех пор, как он встретил Селин? Рядом с Джессикой он умел быть счастливым. Рядом с Селин — умел любить.
Почему-то эти два чувства противостояли друг другу в его душе. Что выбрать? Что важнее?.. Пока он не знал.
В начале декабря отмечали день рождения фирмы. Праздничная программа, растянувшаяся на неделю, была подготовлена в нескольких разных вариантах. От самых скромных — для основной публики, до эксклюзивных — для ВИП-персон и акционеров холдинга.
А в пятницу вечером планировалась главная финальная вечеринка на три дня, на которую пригласили около пятисот человек и арендовали теплоход. Услышав про теплоход, Филипп понял, что больше Джессике отступать некуда.
Он был ослеплен блеском бриллиантов, тысячекратно преломленным и умноженным лучами настенных бра, и красотой обнаженных женских плеч. Мужчины выступали в костюмах, а кое-кто и в смокингах, и он подумал, что для таких мероприятий существует, пожалуй, самый жесткий дресс-код в мире. Попробуй приди в… джинсах и свитере! Тебя тут же спустят с лестницы и не посмотрят, что написано на визитке.
— Это все равно что нарушить правило костюмированной вечеринки и прийти в вечернем платье или в обычном смокинге, — ответила Джессика на его грустное философское замечание. — Тебя просто выкинут за борт.
Филипп поежился. За борт ему не хотелось. За борт, по наступлении часа ночи, могли выйти все желающие, во время остановки в Нью-Лондоне. Остальные плыли дальше с ночевкой в каютах и субботним праздником в Бостон. Самые стойкие, видимо, могли вернуться на этом же теплоходе домой, но уже в воскресенье.
—
— Не Россия, — ответила Джессика, кутаясь в манто и оглядываясь на гостей, которые шли от пристани, заполняя небольшой зал в закрытой палубе, — но празднуем уже восьмой день. А ведь это только пятилетие! Что же будет, когда фирме стукнет десять?
— Запой.
— Что такое «запой»?
— Это бывает у русских. Лучше этого не видеть.
Многие из приглашенных были люди со стороны: друзья президента по клубам, друзья детства, партнеры по бизнесу, партнеры по игре в гольф… За одним столом собрались несколько известных банкиров и самых богатых людей города…
Джессика, хотя и неплохо ориентировалась в правилах поведения на подобных мероприятиях, все-таки чувствовала себя не в своей тарелке, Филипп это отлично видел, несмотря на то что она старалась это скрыть. Сам он мечтал только об одном: когда же теплоход доплывет до первой остановки, чтобы часть публики выгрузилась на берег. Или, может… или, может, ему следует поступить так же?
Эту любопытную мысль он не успел додумать до конца — Джессика, словно почуяла неладное, быстренько пригласила его танцевать. Танец — прелюдия любви… Как бы там ни было, а с этого момента вечер пошел по другим правилам.
Такой Джессику он, честно говоря, еще не видел. Она манила, зажигала, поощряла и звала за собой, она была кокетлива и холодна одновременно, она была целомудренна и бесстыдна. Она была самим искушением во плоти.
И счастливый Филипп, одурманенный близостью ее мягких губ, почти забыл о другом искушении своей жизни. А вокруг было много вина, красивых женщин, денег, роскоши и бриллиантового блеска… И совсем не хотелось думать о сырой осенней ночи, разметавшейся над океаном. О ночи, которая неизменно ассоциируется с Селин.
Сегодня, сейчас, когда Джессика обнимала его плечи, когда она касалась его губ, он запретил себе думать о другой девушке.
— Джессика! Господи, Джессика, как ты сегодня хороша!
— Я всегда хороша, Фил. Просто ты не хотел этого замечать, но теперь, надеюсь, оценишь! — отвечала она с такой соблазнительной улыбкой, что Филипп не нашел ничего другого, как с рычанием подхватить ее на руки и закружить. Он зарывался носом в ее волосы, «танцевал», приподняв над полом, заглядывал в глаза, строил нелепые выражения лица, а она хохотала и прижималась к нему.
— Фил, я больше не могу! — наконец простонала Джессика. — Ноги гудят, и руки устали.
— А руки-то почему? — Он театрально разглядывал ее кисти, ощупывая их, словно заправский хирург, и вдруг, удивляясь собственным движениям, приложился к одной долгим, влажным поцелуем. Он целовал ей ладонь, а сам почему-то чувствовал возбуждение сильнее, чем она. Хотя, может, он ошибался.
Джессика молчала. Но даже сквозь музыку он слышал ее тяжелое, прерывистое дыхание. Он поднял глаза. Казалось, ее трясло, словно в ознобе: