Замок Короля Пауков
Шрифт:
— Я хочу поговорить, — сказал он.
— Хм, хорошо, — удивился Салливан. — Я тебя слушаю.
Гилберт долго сидел, собираясь с мыслями.
— Сегодня я поддался зависти, — произнёс он глухим голосом. — Я завидовал своему другу, что его уважают, что ему дали офицерскую должность, к чему я шёл несколько лет. И я злился, когда увидел, что за его проступок его наградили, а не наказали. И это меня беспокоит.
— Что он сделал? Ты про сына Грайдена?
— На болоте жил отшельник с сыном и Феликс угрожал убить ребёнка, если старик не проводит нас через
— Он ему навредил? — спросил священник.
— Нет. Я сначала на него там наорал. Думал, что теперь-то все будут презирать Феликса. Но всем было на это плевать, главное, что он своего добился. Вывел людей. Правильно ли он поступил?
— Видишь ли…
— Нет, забудь, — Гилберт сложил руки перед собой. — Он поступил так, как ему было приказано. Он поступил так, как должен был поступить я. Это я должен был решить тот вопрос, а не отправлять другого. Я сам должен был заставить старика, чтобы он вывел нас. И раз уж я отправил другого, то и должен был нести ответственность. Ведь это был мой приказ. Ведь правда?
Он вздохнул и продолжил, не давая Салливану ответить:
— Он показал, что готов на решительные поступки, которые приведут к победе. Он достоин стать командиром, а не я… но…
— Тебя беспокоит что-то другое.
Гилберт почесал затылок и вздохнул ещё тягостнее.
— Да. Мне всегда казалось, что пехота Леса — это особенный отряд. Как в сказках про рыцарей, но хоть мы и не рыцари, но ведём себя не менее благородно. А может даже и более, потому что рыцари лорда Дренлига — те ещё головорезы и бандиты. Мы соблюдаем правила, мы не убиваем пленных, не издеваемся над ранеными, не приносим зла мирным людям. И вот, офицер пехоты Леса угрожает ребёнку…
— Гилберт, мне кажется, ты…
— Витаю в своих мечтах? — Гил усмехнулся. — Может так и есть, просто не хочу замечать очевидного. Но я помню твои рассказы, когда я был маленьким, в них всегда твой отряд побеждал зло…
Потому что Салливан рассказывал только хорошие истории, опуская всё плохое.
— …Многие уважительно вспоминали солдат Леса, их победы. Поэтому я так хотел сюда попасть. Ветераны знали, кто мой отец, вот и рассказывали про тебя много хорошего.
Тоже не упоминали плохое. Салливан сжал кулаки и посмотрел на Гилберта. Его родной сын, которого сам и бросил. Сын, который вырос на сказках про идеальных воинов, который не замечает, насколько все вокруг жестоки. И однажды он узнает правду. Гил решил пойти по стопам отца, не зная, кто таков его отец на самом деле.
— Что же я наделал? — тихо прошептал священник сам себе.
— Что ты сказал?
— Ничего.
Отец Салливан пытался спасти собственную душу, но обрёк на опасность своего сына. Да, у Спасителя есть чувство юмора. Рано или поздно Гилберту скажут правду. Если даже такая мелочь его расстроила, когда никого не убили и даже не изнасиловали, что он скажет о других проступках, не в пример хуже? Нет, надо оставить эти глупости и спасти сына, любой ценой. Вот только как? Какое может быть спасение души, если думаешь только о себе? Это гордыня, которую отец
— Пожалуй, да, я идеалист, — сказал Гил. — Мы на опасной войне и здесь не до сантиментов. В конце концов, ведь мы выполнили свою цель…
— Поговори с сыном Грайдена завтра, — подсказал отец Салливан. — Он вроде бы хороший парень.
— Да, отличный, лучше многих, — Гилберт улыбнулся. — Зря я его обвиняю, мы же друзья. Эх, если бы ты остался в отряде, то сам бы был генералом, а я получал повышения, одно за другим.
Они рассмеялись. Салливан отвернулся, тайком вытирая глаз. Он очень давно не слышал смех сына.
— А на что походил тот отряд наёмников, которым ты командовал? До того, как он превратился в пехоту Леса и перешёл на службу к маркграфу Дренлигу.
— Ну, тот отряд был совсем другим. Это заслуга генерала Грайдена, что Лес сейчас такой. Мы вместе с ним думали над тактикой, чтобы хоть как-то противостоять рыцарской коннице. Однажды мы…
— Отец, стой, — зашептал Гил. — Ты слышишь?
Салливан прислушался. Если замереть, можно слышать шлепки, звук, который священник знал хорошо. Кто-то плывёт на лодке, а вёсла обёрнуты тканью. Он и сам частенько так нападал на ничего не подозревающего противника.
— Живо в лагерь и командуй, пока не началась паника, — шепнул Салливан Гилу на ухо. — А я подниму тревогу.
— Но ты…
— Живо беги.
Салливан ткнул Гилберта в плечо и тот тихо скрылся. Священник пошёл следом, чтобы заросли не глушили его голос. Кто-то решил сплавиться по реке и напасть под покровом ночи. Но они не ожидали, что на берегу будет сидеть священник, который в молодости выкрикивал команды, способные пробиться через ружейный и пушечный огонь.
— Тревога! — заорал он так сильно, что сидящие на ветках птицы поднялись в воздух. — На нас напали! На реке!
Где-то в лагере заревела труба, а священник бегом приспустился к своим. До этого вечера он не боялся смерти, но сейчас торопился убежать до того, как его прикончат. Ведь надо помочь Гилберту.
* * *
— Капитан! — кто-то потряс Феликса за плечо. — На нас напали!
— А, кто? — Грайден-младший скатился с походной койки и потянулся за мечом. — Что случилось?
— Тревога, — сказал Эмиль. Из всего доспеха на нём только кираса и шлем. — Больше не знаю ничего.
— Всем построиться, — Феликс накинул куртку и выхватил меч из ножен. — Откуда нападение?
— Не знаю. Повсюду паника, но я уже приказал десятникам собрать людей.
— Тогда идём!
Грайден-младший выскочил в ночной холод. Паника — это ещё мягко сказано. Во все стороны носились люди и кони. Загорелась какая-то палатка. Где-то беспорядочно стреляли. Эмиль уверенно шёл через эту мешанину, Феликс едва успевал вслед за ним. При виде выстроившегося квадратом батальона вернулось чувство уверенности. Гвардия не паникует, они стоят и ждут приказа. Чтобы сделал отец?
— Третий! — крикнул Феликс. — Держать строй! Не паниковать!