Замок на болотах

Гарин Александр Олегович

Девушка поскребла ложкой по донышку котелка, вливая последние капли через губы шляхтича.

– Не выйдет ничего, болезный, - Сколопендра облизнула ложку, сунула за пояс.
– Дело такое...
– Девушка осмотрела темнеющий горизонт, ощупала ключицу, поморщилась. Доспех уберег от страшных ран, рука, пострадавшая от удара клюки, постепенно оживала. Везение не оставило разбойницу, и кроме синяков и ушибов, Каля вышла из боя почти невредимой.
– Варево подействует, через пару часов будешь лучше себя чувствовать.

Морщась и упираясь в землю здоровой рукой, она поднялась и, приложив ладонь к глазам, оглядела багровый горизонт. От солнца остался лишь узенький серпик, и на красном мареве, заткавшем границы чистого поля и неба, разбойница углядела длинные темные тени.

– Лежи спокойно, светлый комес, - улыбнулась девушка, поправляя на лбу Казимира влажную тряпицу.
– Такого тебя в путь не возьмешь, надобно прежде подлечить немного. Знаю я средство одно, поставит тебя на ноги к утру.

Повернувшись лицом к краю деревни, полудриада выпрямилась и, положив руки на пояс, впилась взглядом в опережавшие подступающую тьму темно-зеленые тени. Казимир повернул голову и, сквозь пляшущих мушек в глазах, увидал нежданных гостей.

Было их всего двое, высоких, гибких как лозник. Раскосые глаза вспыхивали, словно у котов, отражая пляшущие язычки костра. Длинные бледные руки покоились на спинках луков, бескровные губы шептали что-то, но слов он не разобрал.

Зато сумел разглядеть сходство с проводницей, Калей-Разбойницей. Лихор, друг давний, когда-то рассказывал ему о дриадах. И если в зеленоглазой девчонке в доспехе текла четверть крови древесных служительниц, то эти, в длинных балахонах, были самыми что ни есть чистокровными.

Тем временем девушка повернулась к наследному комесу, бросая на бледное, почти восковое лицо его встревоженный взгляд. Дикие дриады молча приблизились вместе с нею, глядя распростертое у костра тело.

– Они помогут тебе, - сказала Каля, присаживаясь рядом.
– Взамен просят, когда станешь владетелем полным, разрешения появляться в угодьях твоих у Гремучего Ключа. Дуб у них там растет ведовской, а без приглашения им не пройти через земли человеческие. Место то на границе с Сечью, я знаю где. Что скажешь, шляхтич?

Казимир перевел взгляд на две тени, осмотрел бледные, почти неживые лица. Разбойница вздохнула и, протянув руку, накрыла ладошкой его горячую кисть.

– Дадут они тебе корень кровь-красавки. Это целебные корни, животворные. Только больно тебе будет шляхтич, очень больно. Красавка срастит твои трещины, - Сколопендра коснулась собственной головы, показывая где у Казимира то же самое место, пострадавшее от клюки старого людоеда.
– Потом уснешь до утра, я сторожить буду, не беспокойся. Что скажешь, комес? Без твоего согласия ничего делать не стану.

Пока она говорила, мир вдруг качнулся и резко отпрыгнул

вдаль. Казимир прикрыл глаза, не имея сил дальше держать их открытыми. Могильный холод, сковывавший тело до сердца, теперь поднялся выше, подкатывая к самому горлу, стискивая его костяными пальцами. Мысли стали путаться в его голове, и даже голос разбойницы доносился, как сквозь вату. Чего она хочет от него?

Комес дернул глоткой, пытаясь вытолкнуть слова, но даже губы вдруг отказались ему повиноваться. Каля склонилась ниже, почти касаясь ухом его уст.

– Если это... никак не повредит... людям в моих землях, они могут приходить... когда угодно. Я... приглашаю...

Накатившая тошнота оборвала фразу на полуслове. Казимир сделал несколько беспомощных движений горлом, но даже желчи требовалось усилие, чтобы в очередной раз опорожнить желудок. На мгновение голова рыцаря стала ясной, как утро в безветренный день. И в этой ясности возникла только одна мысль - его, только теперь жившего и даже имевшего силы спорить с этой девицей, сейчас не станет. Это черное небо, лица дриад и волосы Кали, касавшиеся его лица - последнее, что он увидит. Мгновенно вспыхнувшая обида сменилась всеобъемлющим равнодушием, постепенно наполнявшим всю его душу...

***

...Наутро шляхтич проснулся не от боли, а от нестерпимого жара. Разлепив тяжелые после сна веки, Казимир охнул, и заслонился рукой. Он лежал за околицей двора, на своем плаще, укрытый плотным, тяжелым дорожным плащом Сколопендры.

Длинные языки пламени лизали соломенную крышу избы, плетень потрескивал и осыпался внутрь двора почерневшими кусками. Приподнявшись на локтях, шляхтич закрылся рукой от пожарища, осматриваясь вокруг.

– Добро полыхает!

Каля-Разбойница обернулась, показывая в довольной улыбке зубы. Зеленые глаза сверкали мрачным удовлетворением, скулы горели румянцем. Казимир покачал головой, глядя как девушка легким шагом приближается к нему. Похоже, не сдержалась Каля, запалила логово людоеда.

– Горазд ты спать, светлый комес, - скороговоркой произнесла девушка, присаживаясь рядом со шляхтичем.
– Ну-ка, пошевели руками, погляди на меня, хорошо ли видишь?

...Как укладывали его на землю, распрямляя и прижимая руки, Казимир не помнил. Лица превратились в пятна, дыхание прерывалось, но прежде чем темнота под веками расцвела взрывом боли, молодой комес услышал голос Кали.

– Я сама.

Руки диких дриад, холодные и жесткие как древесные корни, стиснули плечи и голени.

– Ничего не бойся, - шепнула Казимиру разбойница, бережно разбирая рыжие пряди комеса. Что-то холодное, склизкое точно пиявка, коснулось кожи. Зашевелилось, пустило усики, проникая под кожу.