Замок на болотах
Шрифт:
– Прикажите позвать Полугривенника, ваша милость, - вполголоса посоветовал все тот же предатель, заглядывая в лицо разозленному воеводе.
– Ихние комесы издревле славятся не столько рыжими шевелюрами, сколько бычьим упрямством. Не обойдетесь без палача, точно вам говорю.
– Еще раз вмешаешься в мой разговор, песья морда, сам к палачу пойдешь, - даже не взглянув на своего непрошенного советчика, Сигирд еще раз смерил взглядом глядевшего на него Казимира.
– Думаю, ты говоришь правду, - внезапно произнес он, поднимаясь и возвращаясь за стол.
– Далеко же тебя носило, твоя милость, если надумал к Русте самолично заявляться. Тебе же лучше, комес. Умрешь безвинным, - воевода кивнул
– На место его, привязать накрепко. Девицу к Полугривеннику. Пусть говорит, о чем только вспомнит. Наутро - на кол обоих, - бесцветные глаза сошли с Казимира и обратились к бумагам.
– А перед тем объявить, что поймали Златоустовых лазутчиков. Смерть врага вдохновляет воинов. Пусть сдохнут с пользой.
***
Со Сколопендрой Казимир все-таки успел свидеться. К возвращению комеса, разбойница уже сидела сама, правда немного склонившись набок, словно мешало ей что-то. Пока привязывали его рядом, Казимир молчал, глядя в землю. Стражники его не трогали, даже грубости, присущей на войне, не проявили.
– Чей-та он тебя не приласкал?
– выдавила из себя ухмылку Сколопендра, приоткрывая глаза.
– Морду твою благородную портить не решилси? Меня-та вишь, как изукрасил.
Казимир уперся затылком в обструганное дерево, горящей кожей впитывая тепло.
– Еще успеет, - он попытался приобернуть голову, чтобы видеть дышавшую рывками Калю.
– Сигирд казнит нас на рассвете. А тебя палачу велел отдать. Сейчас. Я...
Сколопендра хрипло рассмеялась, задохнулась, и зайдясь кашлем, долго хрипела и отплевывалась. Потом затихла, так что комес окликнул её снова.
– Жива?
– Што мне станется, - хмыкнула разбойница, передергивая плечами.
– Горло токмо печет. Чай, ишшо повоюю, ежели ноги-руки оставлять. Слушай меня, шляхтич, - торопливо зашептала Каля, - Сигирд энтот командует "Мертвыми Головами". Ну, навроде "Скутигеры" Златоустовой, токмо энто боевая кавалерия, таранная. Коняшек ихних видал? А войско? Много чего я об них слыхала, теперя вот довелось свидеться вживую. Лютые они, шибко лютые. Лучшая Хейнрикова хоругвь. Я так думаю, - дергая затекшими руками, продолжила Каля, - паскудники енти через Сечь прошли - иначь откуда бы им появиться позади нашенских хоругвей? Зергина, старого кобеля, работа! Чем хошь поклянусь! Видал его псов серед тутошних?
– Видал, - поморщился Казимир, обводя глазами занимавшихся лагерем воинов.
– Есть его люди здесь. Один из них меня узнал и выдал Сигирду.
– Выдал?
– с интересом переспросила Каля, тоже попытавшись дернуться, чтоб взглянуть в лицо Казимиру.
– И што?
– Сволочь он, - с чувством пожаловался комес, с тревогой всматриваясь в показавшегося среди шатров грузного мужика в переднике. И, хотя мужик был еще далеко, рыцарь отчего-то знал - направлялся он прямо к ним.
– Коли вызнал, что я - дворянин, обязан был присудить мне смерть от меча. Как казнят благородных. А он...
– Чей, вздернуть пообещалси?
– Хуже, - Казимир покосился на кусавшую губы Калю.
– Ты про Зергина говорила.
– Говорила, - Каля прикрыла глаза, гулко сглатывая.
– Соседушко твой как есть продалси Хейнрику, вот чта. Землицы захотел, да богатств твоих, а мож, не токма твоих. Не знаю, че ему пообещали, а ток Мечник не из тех, кто будет отказываться. Владения-то небольшие, с Выжигскими ежели сравнивать, а глазки завидущщые. Видать, оттого и торопился от батюшки твоего отделаться, да от наследников. Землишки захапать. А уж оттедова, открывая вражинам проход, только успевай обозы
– Энтак Сигирд ударит нашим сзади, впереди будут войска Хейнрика... Плохо дело, - повторила она, шумно втягивая воздух, - зажмут короля промеж молотом и наковальней. И предупредить его некому.
Казимир смежил веки. Описанная Калей картина нападения на Златоустовы войска развернулась перед ним, точно большое, яркое полотнище. Хрипели раненые, орали, убивая, их обезумевшие в боевой ярости товарищи. Мечи сталкивались, выбивая искры. Лилась кровь, пропитывая землю. Визжали, бились кони, алея распоротым пиками брюхом. И сияло солнце, и горели звезды над битвой, что длилась с утра и до ночи.
– Шляхтич?
– Прошелестела Сколопендра, тоже глядя мужика, что был уже рядом.
– Бежать надо. Хотя б одному. Ты не к нам ли идешь, мил человек?
– Приподнимаясь, насколько пускали стянутые за спиной руки, заулыбалась Сколопендра.
Полугривенник нагнулся, перерезал веревки на кистях девушки, легко, точно пушинку, вздернул её на ноги, намотал косу на кулак, и потянул за собой.
Последнее, что увидел Казимир - Сколопендра улыбалась. Ему. Ободряюще, ласково, как ни разу до того.
***
... Потом она уже не могла ни смеяться, ни даже говорить. В корчащемся, хрипящем существе, ввернувшемся после наступления сумерек, Казимир с ужасом узнал Сколопендру. Стражники даже веревок как следует не затянули на ободранных в мясо кистях. Стянули локти, да привалили спиной к Казимиру, отводя глаза.
– Воды ей дайте, - сильнее прежнего пытаясь обернуться к ней, попросил комес.
– Зверье вы, что ли?
Пока молодой стражник бегал за ковшом, пока лил воду на бесчувственную Сколопендру, сотню мыслей успел передумать Казимир.
– Утром не очнется - пробудят, - обронил охранник постарше, поправляя девушке голову.
– Но это к лучшему. Может, умрет, утра не дожидаясь. А коли так, тебе, милсдарь, придется принять муку за двоих. Наши-то до таких зрелищ охочи, а Полугривенник работу свою знает, - он кивнул на бессознательную Калю.
Казимир выругался.
– Тише, - грубовато бросил пожилой, глядя на пленника.
– Молись лучша богам своим, рыцарь, коли есть они у тебя.
Казимир смолчал. Все его мысли были об истерзанной девушке, плечо которой он чувствовал своей спиной. На Кале не было живого места. За несколько часов, что прошли с момента, когда ее прикрутили к столбу и до наступления темноты она так и не пошевелилась. Рыцарь не знал, радоваться этому или нет. Слова стражника о легкой смерти не шли у него из головы. Быть может, боги смилостивятся, отпустят без муки хотя бы ее?
Каля. И снова эта лесная девка. Что-то в его груди отзывалось, не так как раньше, стоило Казимиру подумать об разбойной полудиаде. Словно в ее лице он обрел давно потерянную... сестру? Друга? И хоть чувство к ней не было любовным томленьем, сродни тому, что он некогда испытывал к леди Беате, Казимир знал одно - мужчине, обладающему женщиной, которая с улыбкой идет на пытку - стоит позавидовать.
Было еще кое-что, не дававшее ему покоя. Четвертый нож, из тех, что он носил в совсем уж нескромных местах, все еще был при нем. Латники Сигирда оказались на порядок стыдливее стражей королевны Славяны, и не стали ощупывать внутренние части его бедер. Лихор, друг старый, был прав - там очень редко ищут оружие, и еще реже - у мужчин. Но боги, как бы ему добраться до этого ножа?