Замок на песке. Колокол
Шрифт:
Рейн освободилась из его рук.
– Пожалуйста, пожалуйста, дай ему денег. Если бы мы тогда дали ему денег, он сейчас не пришел бы. – В ее глазах застыл настоящий ужас.
Мор почувствовал, как холодок пробежал у него по спине.
– Ты хочешь, чтобы я сейчас за ним побежал? Он, наверное, еще не ушел далеко.
– Ступай, пожалуйста. Я знаю, что это глупо, но ступай.
Мор пошел в коридор, набросил плащ поверх пижамы, обулся. Набрал монеток и вышел из дома.
Утро встретило его зябким тревожным молчанием. Дождь монотонно лил с белесого неба. Было около шести утра. Выйдя на дорогу, он посмотрел вдаль, потом обернулся. Цыгана нигде не было видно. Он прошел немного и повернул
– Извините, – произнес Мор. Неожиданная робость охватила его. – Надеюсь, вы не откажетесь взять это. Прошу прощения за то, что обошелся с вами так невежливо. – И он протянул монеты.
Мужчина смотрел на него. На нем было поношенное, доходящее до щиколоток пальто с поднятым воротником. В форме облепленной мокрыми волосами головы угадывалось что-то восточное. Лицо его было непроницаемо. Ни удивления, ни тревоги. Он смотрел на Мора так, как смотрят на какую-то вдруг возникшую незначительную помеху. И Мор догадался, что перед ним, возможно, глухой. Этим объясняется и его странный взгляд, и то, почему он не слышал звонка. Не обратив внимания на протянутую руку, цыган повернулся и тем же ровным шагом продолжил свой путь к полям. Отяжелевшие от влаги полы макинтоша хлопали его по ногам.
Мор смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду. Потом медленно побрел назад. Он был до глубины души потрясен – и кошмаром звонка, который все еще не умолкал в его ушах, и немотой цыгана. Он тут же решил, что лучше не признаваться в подобных чувствах. Он шел назад сквозь холодный дождь и неподвижность. С каждой минутой света прибавлялось, но оттенок его оставался все таким же мертвенным. Дождь все лил и лил. Но он слышал только свои шаги. Спящие дома окружали его. Он прошел через палисадник и, войдя в дом, обнаружил Рейн в коридоре.
– Ты дал ему денег? – в тревоге спросила она.
– Дал.
– Что он сказал?
– Пробормотал что-то вроде «спасибо» и ушел.
Рейн вздохнула, и он снова обнял ее.
Он увел ее в гостиную, задернул занавески и налил бренди.
– Детка, ты провела ужасный час. Мне так больно. Я виноват. Выпей.
Рейн села на софу, держа стакан, а Мор опустился на пол и положил голову ей на колени. И так они сидели долгое время.
Именно эту картину и застала Нэн, когда двадцать минут спустя вошла в гостиную. Она прошла через входную дверь, которую Мор забыл закрыть. Стук дождя помешал влюбленным расслышать шаги. Они увидели ее, только когда она появилась в дверях.
Мор первым осознал, что случилось. Он осторожно отстранился от Рейн и встал. Он уже собрался сказать что-то, но Нэн повернулась и, пробежав по коридору, выскочила на улицу.
Мор хотел тут же бежать за ней, но Рейн произнесла: «Погоди». Она тоже встала. Теперь, когда и в самом деле случилось нечто серьезное, она вдруг стала спокойной. Вот только рука ее, лежащая на его локте, едва заметно дрожала.
– Я должен пойти, – сказал Мор. – Ты подожди здесь. Не уходи. Подожди. – Он старался говорить спокойно.
Второй раз за это утро ему пришлось выбежать на улицу. Он осмотрелся по сторонам. Нэн как в воду канула. То и дело озираясь, он побежал к шоссе. Густая завеса дождя мешала смотреть. Он подбежал к шоссе. Мимо проезжали автомобили, и какой-то велосипедист поднимался вверх по холму. Мор оглядывался беспрерывно. Нэн исчезла. Он еще долго бегал по окрестным проселочным дорогам, высматривая ее. Но так и не нашел. Она как будто растворилась в дождливой утренней мгле.
Глава 12
Первое потрясение Нэн испытала,
Из их разговора она поняла далеко не все, и вместе с тем вполне достаточно для подозрения, что за этим кроется еще много чего. Нэн какое-то время просидела в спальне, не зная, что подумать. Сначала ее охватило громаднейшее удивление. Потом гнев. И он смешался с неким даже удовольствием – от появившейся возможности через какое-то время смело уличить мужа в чем-то явно неблаговидном. Дело в том, что после той ссоры накануне отъезда Нэн испытывала легкие угрызения совести. Хотя вовсе не потому, что так холодно отнеслась к планам мужа; в этом вопросе она считала себя совершенно правой – планы эти непродуманные и неуместные. И все же подозрение, что она перестаралась в своих насмешках, не давало ей покоя. Но услышанного хватило, чтобы ее чувство вины значительно ослабело. Одновременно эти сведения, пусть еще не совсем ясные, можно было считать оружием, приобретенным как раз вовремя. Другой вопрос, выпадет ли случай им воспользоваться? Скорее всего, нет – потому что очень скоро Билл перестанет с ней спорить и согласится, что все его «лейбористские» прожекты ни к чему. Ведь всю жизнь так, сначала не уступает, кипятится, а потом сдается. И все же очень хорошо, что неожиданно появился такой вот запасной аргумент, хотя, безусловно, и малоприятный.
Однако вскоре именно неприятная сторона вышла на первый план. Нэн не находила себе места. Она глубоко верила и в порядочность своего мужа, и в его здравый смысл и именно поэтому в первую минуту восприняла случившееся всего лишь как мимолетный промах с его стороны, который даст ей такое же мимолетное преимущество. Но ее мысли упорно возвращались к мисс Картер. Все больше думая о ней, она все больше убеждалась, какое это хитрое и коварное существо. И какая там наивность! Нет, в каком-то смысле она и в самом деле наивна. Такого разряда девицы способны «наивно» вынашивать самые мерзкие планы, обманывая даже самих себя, живя в атмосфере, настолько пропитанной ложью, что в ней невозможно отличить черное от белого. Неужели Билл влюбился в нее? А что, такие кошечки наверняка могут растрогать сильный пол, пробуждают желание успокаивать и утешать, свойственное всем мужчинам, особенно среднего возраста.
Никогда прежде Нэн о таких вещах не задумывалась. Ни разу в жизни она не усомнилась в полнейшей верности мужа. Да и теперь гнала от себя сомнения. Наверняка дети либо что-то преувеличили, либо недопоняли. Ну, допустим, на минуту потерял голову, но сейчас уже, несомненно, все прошло, растаяло без следа. Наверняка все это пустяк, не более.
А что, если не пустяк? Нэн не находила себе места. Что же делать? Она подумала, не написать ли письмо мисс Картер, и даже начала мысленно составлять это письмо, но бросила, поразившись собственной несдержанности. Нет, глупо. Никаких улик у нее нет, а мало ли на что такого сорта девица способна, наглости хватит возбудить и судебный процесс. Нэн имела весьма смутные представления о диффамации и устной клевете, а при мысли о фиксации чего-либо на бумаге ее вообще охватывала дрожь. И она предпочитала уговаривать себя, что это наверняка недоразумение и на самом деле ничего нет.