Замок Оборотня
Шрифт:
Еще движение – халат упал на пол, открывая зверя во всей красе. В ужасающем блеске мощи, силы, ярости! Не прикрытой ничем. И оставленные моими ногтями кровоточащие царапины.
– Твою мать… – голос осип, меня начало потряхивать.
Трясти от ужаса!
Зверь не произнес ни слова, ни звука. Только глаза хищно прищурились, и осанка чуть-чуть изменилась. А затем Сонхейд медленно, двигаясь плавно, с ленивой грацией хищника двинулся ко мне…
Это оказалось сильнее меня! С диким воплем я отшатнулась, захлопнула дверь и бросилась бежать. И почти
Прижалась щекой к его груди, прикрыла глаза, прислушиваясь к биению мощного сердца, и тихо спросила:
– А почему… здесь?
Тяжелый вздох и едва слышное:
– Хотел поужинать с тобой.
Прижалась сильнее, но не могла не спросить:
– Только поужинать?
– Мне нужно было уйти, – теплые губы нежно целуют мои волосы, – меня ждет вся стая, и я должен был бы уйти.
Внизу что-то разбивается, слышна визгливая ругань, а я тихо спрашиваю:
– Почему… остался?
Сильные пальцы обхватили подбородок, вынуждая запрокинуть голову, взглянуть в его светящиеся звериные глаза и увидеть в них ответ прежде, чем оборотень произнес:
– Потому что твое желание сводит меня с ума, Ким. Потому что потребность быть рядом с той становится невыносимой. Потому что твой запах с каждым днем все сильнее затмевает значимость всего мира. Потому что я не мог оставить тебя одну. И еще десятки "потому что" которые я не в силах объяснить словами, но владея тобой снова и снова, могу выразить каждым движением своего тела.
И я смотрю в его желтые звериные глаза, на его сильное властное лицо зверя, на широкую шею, могучие плечи, и снова в его глаза.
Мне казалось, что мир поплыл, растворился, потерялся где-то там, ломая мои ценности, мои мечты, разрывая меня. Или это рвалась оболочка, выпуская на свет ту меня, что всем сердцем хотела принадлежать этому наглому, неимоверно сильному, жестокому даже в нежности зверю. Я не могла понять, что со мной. Мне так хотелось ответить на его признание, мне так страшно оказалось признаться себе в этом. Мне так хотелось вернуться в свой мир, мне так страшно было бы вернуться туда, где нет даже веры в чудеса. Мне так хотелось свободы, и мне так страшно вдруг оказалось даже представить себе, что его не будет рядом. Сердце на части, душа наизнанку, и чувства оголенные, как провода под напряжением.
– Сидеть, Сонхейд, меня слушать. Так вот, хватит поступать как оборотень. Я уже поняла, что, по-твоему – это прийти, всем все поотрывать и молча уйти. Я так не могу. Я умру от любопытства и моя смерть будет на твоей совести!
Нарушая все законы конспирации, Гаэрд скосил на меня злой взгляд. Очень злой. Но мы как-то на мгновение подзабыли, что нас тут трое.
– Так значит птичка Ким там… – торжествующе произнесла Раэна.
– Гаэрд, пожалуйста, дай я все спрошу, потом можешь рвать ее на части, и хранителя на части, и вообще всех кого захочешь, – взмолилась я.
В следующее мгновение то
– Здравствуй, Ким, – с нехорошей улыбкой, чуть растягивая слова, произнесла оборотниха.
– Как дела? – не задумываясь, ответила я общепринятой фразой.
– Все прекрасно, спасибо, – проявляя чудеса познания о правилах общения в моем мире, ответила Раэна.
Я, молча смотрела на нее – босая, острая грудь виднеется в вырезе темного шерстяного платья без рукавов, руки мускулистые, как у мужины, все тело поджарое. И почему-то складывается впечатление, что платье ей словно мешает.
– Ты так внимательно смотришь, – протянула маньячка.
– Ну я же смотрю в лицо своей смерти, – решила я подыграть ее самомнению.
Раэна расхохоталась. Откинув голову, содрогаясь всем телом. Ее смех звучал жутко, перекрывая шум ветра гуляющего под сводами замка. Жутко стало.
Сонхейд вновь искоса взглянул на меня, и я вспомнила, кто здесь на самом деле жуткий.
– Слушай, Раэна, – подавшись вперед, оперлась локтями о перила и поинтересовалась, – и долго ты жила в моем мире?
И рыжая перестала смеяться. Ее глаза вдруг засветились желтоватым светом, а голос… в голосе прорывался рык:
– Сорок лет.
– Не хило, – задумчиво сказала я.
Раэна улыбнулась вновь. Это была страшная улыбка, страшными оказались и последовавшие за ней слова:
– Тебе не понять, каково это – жить в чужом мире!
Пожав плечами, молча обвела рукой окружающее пространство, недвусмысленно намекая, что уже так живу.
– Тебе не стирали память, – прошипела Раэна.
Все так же молча посмотрела на Сонхейда. Маньячка же несколько растерянно добавила:
– Тебя не преследовали кошмары.
– Два года, – сухо сообщила я, – чуть с ума не сошла. Еще немного и отправилась бы в психушку…
Раэна дернулась. Лицо исказилось жуткой гримасой. А мне почему-то подумалось – куда могла попасть подобная личность в моем мире. Правильно – в психушку. Причем для особо опасных душевно больных. А потом я подумала – как вышло, что Раэна не обратилась там? Или она не могла? Неужели…
– Ты только человек? – тихо спросила я.
Волчица ощерилась. Значит не только, тогда как?
– Меня лишили боевой формы, – вдруг ответила Раэна. – А после вышвырнули за грань, якобы даруя свободу! – она сорвалась на рык.
Выглядело это страшно – желтые глаза, оскаленные зубы, выражение ненависти на лице.
– Спустя сутки я попала в лечебницу, – ее передернуло, видимо от воспоминаний, – в лечебницу! Они меня… лечили, – дикий истерический смех.
Я все так же небрежно опиралась о перила, Сонхейд стоял молча, не демонстрируя свою абсолютную сознательность, хранитель истекал кровью, и над всем этим звучал жуткий смех Раэны. Очень жуткий.