Замок пепельной розы. Книга 2
Шрифт:
Тёмно-серая громада, местами поросшая зелёным мхом и даже какими-то травами. Видно, ветер наметал землю во впадины и щели меж крупных каменных глыб, из которых сложено было здание, и потом в них прорастала зелень. Тедервин казался стариком, который хмуро взирает на меня из-под кустистых бровей и решает, достойна ли я переступить порог.
Главное здание в три этажа, стрельчатые узкие окна, острые треугольные крыши. Башня с часами в центре — они такие старые, что уже остановились. Чинить никто не стал, и стрелки угрюмо повисли на пяти тридцати. Возле остроконечной чёрной
Окаймляли главный корпус Тедервин два массивных трехэтажных крыла, которые загибались назад так, что всё поместье в плане напоминало, наверное, ступенчатый полукруг. Окна там, в боковых корпусах, были поуже, и в некоторых… да, я уверена, в некоторых недоставало стёкол.
Присмотревшись, я заметила и другие детали, которые подсказали мне, почему в моём сознании немедленно возник образ Тедервин как хмурого неприветливого старика.
Кое-где крыша была просевшей, виднелись стропила из посеревшей от старости древесины. Очень запущенный парк, облетевший к зиме, протягивал крючковатые пальцы к дому, словно озяб и хотел обняться. Но Тедервин был не из тех, кто с готовностью делится теплом. Чуть в стороне от левого крыла я и вовсе заметила груду камней… частично обвалилась одна из наружных стен.
Дорн подошёл совсем близко, так что, когда он заговорил за моей спиной, я вздрогнула.
— Нет. Это не Замок пепельной розы. Тедервин был построен моими предками. Это творение рук победителей. Не побеждённых. Замок пепельной розы был разрушен. В точности так, как изображено на той картине в Шеппард Мэнор. Вы помните её?
Вместо ответа я кивнула. Не признаваться же, что прекрасно знаю, что картину эту он забрал себе и повесил в своей тайной комнате для размышлений. В которую я умудрилась сунуть свой нос.
Помимо воли я отметила, что мой муж как-то подозрительно долго держал паузу перед тем, как ответить мне о Замке пепельной розы. Думал? Подбирал слова? Решал, насколько может быть откровенным со мною?
Дорн подал мне руку, глядя на меня с высоты своего роста как-то странно, испытующе.
— Пойдёмте, Элис. Покажу вам дом. Если вы еще не передумали, конечно. Я могу прямо сейчас дать распоряжение кучеру, и он доставит вас…
— Не дождётесь! — с милой улыбкой я приняла руку. Если мой дражайший супруг ожидал, что я, как нежная избалованная барышня, ужаснусь при виде неухоженного дома и заросшей аллеи, испугаюсь бытовых трудностей и запрошусь обратно в столицу… то его ждёт горькое разочарование.
Спотыкаясь на мелких камешках, которыми в изобилии усеяна была аллея, я храбро поковыляла к дому.
И всё же не отпускала меня мысль о том, как можно было такой красивый дом привести в такое состояние. Внутри было тоже всё тускло, темно, неприветливо. Хотя когда-то Тедервин, несомненно, блистал. Видно было, что строители и декораторы не жалели ни сил, ни средств, чтобы сотворить дворянское гнездо, которое было бы достойно Морриганов. А вот теперь… что же здесь случилось?
Я не стала делать искусственных комплиментов дому. Не хотела унижать мужа враньём. Вместо этого сказала от души, что мне здесь нравится и я хотела бы пожить подольше, чтоб хотя бы немного…
— Неделя, Элис, — оборвал мои наивные мечты Дорн. Мечты, в которых я нанимала мастеров, чинила крышу, заново остекляла, мыла… и вообще приводила здание в божеский вид. Но меня спустили с небес на землю. Я обещала, что пробуду здесь лишь семь дней. Особо не разгуляешься.
Я уныло вздохнула.
Вскоре частично прояснилось, почему Тедервин в таком ужасном состоянии. В нём проживало катастрофически мало слуг для такого огромного поместья! Старый дед-садовник, тощая как щепка горничная с бесцветным лицом, глядевшая на меня во все глаза, как на какое-то чудо-юдо, пока Дорн представлял новую герцогиню Морриган. Ещё была немая женщина средних лет, что одновременно служила и кухаркой, и домоправительницей, её сын-подросток, должность которого, судя по всему, можно было описать как «беги-куда-пошлют-и-делай-что-скажут» и… всё.
Как так?!
Теперь понятно, почему слуги из Тедервин слыли такими неразговорчивыми и их почти никогда не видели жители окрестностей. С таким-то объемом работы! Почему бы не нанять кого-то ещё? Нет, я решительно отказывалась понимать.
Нам немедленно накрыли поздний завтрак в столовой. Это было помещение, по размерам больше напоминавшее бальный зал. Только люстра под потолком сиротливо покачивалась на сквозняке без единой свечи. По углам скрывались плотные густые тени. Все окна, кроме одного, закрыты были тёмно-серыми шторами, не пропускавшими свет. Тусклый паркет уже и не помнил, наверное, что такое мастика. Специально к нашему приходу зажгли большой камин, но от него больше веяло сыростью, чем теплом.
Единственной мебелью здесь был очень длинный стол, покрытый белой скатертью, за которым поместиться могла бы сотня-другая гостей. И… пара стульев, которые поставили ровно друг напротив друга, у самых дальних концов этого бесконечного стола.
Это что же, так в Тедервин принято трапезничать супругам? Я еще могла понять — на многолюдном балу, когда хозяин и хозяйка должны развлекать гостей, и поэтому грамотно распределяют внимание, чтоб никому не было скучно. Но вот так, в обычный день…
Ну или Дорн отдал такой приказ слугам, чтобы продолжить тактику, опробованную в карете. Держаться от меня подальше. Но это было как-то совсем уж бессовестно далеко!
Я с тоской посмотрела на свою тарелку, пустую пока. Затем подняла голову и с не меньшей тоской посмотрела на мужа, который скупыми, но полными аристократического изящества жестами расправлял белоснежную салфетку. Потом снова на тарелку.
Потом решила плюнуть на все условности. У меня, в конце концов, есть всего неделя! И я люблю этого бессердечного болвана, который имел наглость предложить мне фиктивный брак. То, что я на это согласилась, не снимало с него вины и облегчало мне муки совести, когда я решалась на очередную выходку.