Замок Саттон

Лампитт Дина

— Старше всего, госпожа? — переспросила служанка.

— Да.

— Ну, мне кажется, в вечернем платье из черного бархата, которое вы носили, когда умерла ваша тетя.

— А я в нем хорошо смотрюсь?

— А в чем дело? — подозрительно полюбопытствовала Мэг.

— О, у нас гостит сэр Роджерс…

— Я знаю. Последние две недели мы только и занимались тем, что готовились к их приезду.

— …а он очень старый, как и моя мама, и я не хочу чувствовать себя неуместной в их обществе.

—

А что с молодым господином Артуром?

— Он заболел.

— Ох! А сколько лет этому сэру Джону? Я видела его мельком, он мне показался весьма жизнерадостным.

— О, я не знаю… — Голос Кэтрин показался Мэг нарочито беспечным. — …Ему больше тридцати.

— Полагаю, в ваши семнадцать он кажется вам слабоумным старичком.

Но Кэтрин уже рылась в шкафу и нетерпеливо вытягивала бархатное вечернее платье. И вместо строгой прически она вдруг решила распустить волосы, свободно упавшие на плечи, украсив их диадемой из жемчуга. До блеска расчесывая бледно-золотистые локоны. Мэг размышляла про себя. Но внезапно мысли обеих были грубо прерваны резким стуком в дверь, и в комнату вошла Джоан — личная служанка леди Вестон.

— О, госпожа Кэтрин, — встревоженно проговорила она. — Вам следует немедленно пойти к вашей матушке. У нее ужасный озноб. Думаю, нам следует поскорее послать в Гилдфорд за доктором.

Кэтрин бегом помчалась из своей огромной комнаты в восточном крыле, принадлежавшей раньше Маргарет, в комнату родителей. Там она нашла мать совершенной больной и всю в холодном липком поту.

— О, Боже милостивый, — прошептала Кэтрин, сжимая руку Джоан, — неужели это потница?

— Нет, у нее нет ни болей, ни жара. У нее лихорадка — озноб до самых костей. Но все же нам следует позвать доктора Бартона.

— Кэтрин, Кэтрин, — слабым голосом позвала ее мать.

— Да, мамочка, я здесь.

Она подошла и села на кровать. Но леди Вестон, несмотря на болезнь, испуганно приподнялась, увидев фигуру в черном бархате.

— Что? Уже в трауре по мне? Это всего лишь лихорадка, девочка. Почему ты такая мрачная?

— Я подумала, что это платье солиднее.

Леди Вестон замотала головой, откинувшись на подушки.

— Сколько усилий было приложено, чтобы сшить тебе три новых наряда, а ты влезла в платье двухлетней давности. Я не понимаю тебя, Кэтрин. Ты…

Но ее речь прервал изнуряющий озноб лихорадки. Кэтрин положила руку на лоб матери и почувствовала испарину.

— Мама, — решительно произнесла она. — Я посылаю за доктором Бартоном. А пока он не придет, укройся потеплее и лежи спокойно, и пусть Джоан принесет тебе горячую грелку.

Леди Вестон попыталась сесть.

— Но как же сэр Роджерс? О, хуже не придумаешь. Мне не следовало писать

это письмо. Бог меня наказал.

Внезапно Кэтрин ощутила прилив решительности.

— Чепуха, мама. Ты написала по доброте душевной, а за это никого нельзя осуждать. С сэром Джоном все будет нормально. С твоего разрешения я возьму на себя роль хозяйки до твоего выздоровления.

Леди Вестон закрыла глаза.

— Да, да, я тебе разрешаю. Возможно, это и к лучшему. Так он увидит, какой хорошей женой ты будешь для его пасынка.

Кэтрин сделала реверанс. Считалось неразумным целовать больных. Ибо все знали, что малейшая инфекция может перерасти в серьезное заболевание и, как пожар, охватить всех домочадцев. Даже простуда может свести в могилу, если не принять всех мер предосторожности.

Но сейчас было не время раздумывать, возникли более важные проблемы. Прежде всего она отправила Тоби в Гилдфорд за доктором Бартоном, а затем послала Жиля Коука в комнату сэра Джона Роджерса спросить, не желает ли тот встретиться с ней в Длинной галерее.

Джон Роджерс, стоя в тени у входа, молча наблюдал за сидящей у окна галереи девушкой добрых минут пять, прежде чем заговорить. На мгновение лицо плута стало сосредоточенным и серьезным, когда он смотрел на золотистую головку, нежные черты лица, изящную обворожительную фигурку, руки, как у ребенка, теребящие бархатное вечернее платье.

«Мне не следует причинять ей вред», — про себя решил он.

Он мягко обратился к ней из полумрака.

— Мадемуазель Кэтрин, вы звали меня?

Она испуганно вскочила и сделала реверанс.

— О, сэр Джон! Я не видела, как вы вошли. Извините меня.

Он двинулся по направлению к ней. Вечерний свет освещал его лицо и падал на светлые глаза так, что они, казалось, сияли. Сегодня вечером он надел серебристый камзол, инкрустированный поддельными бриллиантами. Ничто не могло бы создать большего эффекта. Кэтрин, еще с обеда чувствовавшая странное состояние в груди и онемение в пальцах, сейчас ощутила еще и тяжесть внизу живота. Она безмолвно уставилась на него, и на ее лице любой мог бы прочесть явное восхищение.

Он очень тихо засмеялся.

— У вас такой вид, как будто вы увидели призрак, мадемуазель.

— Нет… я… это… я подумала, как ваша манера одеваться привела бы в восторг моего брата, — запинаясь, произнесла она.

— Я бы сказал, что истинный вкус присущ и его сестре, если это не прозвучало бы с моей стороны самодовольно. Но истинная правда, что ваша одежда подчеркивает вашу красоту. Сначала красное, теперь черное — явно драматический выбор.

Кэтрин не находила, куда отвести взор. Кровь стучала у нее в висках, а щеки полыхали.