Замок Саттон
Шрифт:
В камине королевы — как теперь его называло семейство из-за лепного герба Екатерины над ним — ярко полыхал огонь, испуская сильный жар и свет, а сотни горящих свечей отражались в искрящихся гранях бокалов и винных бутылей со сплюснутыми боками и казались почти такими же живыми и сверкающими, как и сама украшенная бриллиантами блистательная ассамблея.
Перед королем — по одну сторону от которого сидела Екатерина, а по другую Анна Вестон — стояло сооружение из застывшего сахара в виде галлеона, стеньги которого напоминали изящную паутину, а парус — искрящийся иней. По другую руку от королевы сидел Уолтер Деннис с невестой. Он собственными руками
За стоявшим еще ниже столом сидел Фрэнсис между своей сестрой Кэтрин и Энн Пиккеринг — девушкой, с которой он не встречался с детства, но на которой, как объявил ему отец, ему в один прекрасный день предстоит жениться.
Услышав об этом несколько дней назад, до ее прибытия, юноша заявил:
— Я уверен, что она безобразна.
— Я не потерплю от тебя никаких дерзостей, Фрэнсис, — веско сказал ему в ответ сэр Ричард. — Она — сирота, и я — ее опекун, а к тому же она — одна из самых богатых наследниц в Кумберленде. Будь вежлив, слышишь?
Итак, на следующий день после прибытия короля, Фрэнсис стоял в Большом зале, прислушиваясь к шуму приближающегося эскорта кумберлендской наследницы, чувствуя глухие удары сердца. Внезапно центральная входная дверь распахнулась, и в нее впорхнула маленькая фигурка. Он потупил взор, украдкой вытер о камзол повлажневшие ладони и поклонился. Фигурка присела перед ним в реверансе, а затем сделала то, на что мог осмелиться только человек, воспитывавшийся вдали от двора. Она подняла взгляд и уставилась ему прямо в глаза.
Фрэнсис посмотрел и тут же безумно влюбился. Копна непослушных рыжих кудряшек, которые ни за что не хотели прятаться под головным убором и беспорядочно овивали нежный овал лица, которое украшал изумительный веснушчатый носик. Но именно ее глаза захватили Фрэнсиса в плен и держали до конца его жизни: синие, как полевые васильки, широко раскрытые, с завораживающими мерцающими в глубине огоньками, перед которыми просто никто не мог устоять.
Всю неделю ему страстно хотелось прикоснуться к ней — достаточно было бы легкой встречи рук, — но он слишком нервничал; его трясло от одного ее присутствия. Это происходило с ним и сейчас, на торжестве, всего в нескольких футах от короля. Он так дрожал, что, когда они чокались, бокалы с вином звенели, подпрыгивая.
Услышав этот необычный звон, леди Вестон посмотрела в их сторону, а королева Екатерина, проследив за ее взглядом, восхитилась:
— Какие у вас красивые дети, Анна! — С ее губ слетел еле слышный вздох. Почему Бог отвернулся от нее и позволил остаться в живых только Марии? Она отдала бы десять лет жизни, даже двадцать, чтобы у нее было трое таких здоровых и красивых детей, как у Анны Вестон.
— Вы очень добры, Ваша Светлость.
— Это правда. Маргарет — изумительная невеста, а что касается Фрэнсиса и Энн Пиккеринг — так они будут самой прелестной парой в Англии. Я никогда в жизни не видела такого красивого мальчика. Если бы мой сын остался жив, он был бы сейчас такого же возраста, ведь они родились с разницей всего в несколько недель, не так ли? — Не в силах отвести от него взор, королева продолжала: — А глаза у него, как озера. Анна, раз вы с Ричардом теперь не живете при дворе, я думаю, вам следует послать Фрэнсиса к нам. Генрих, разве из него не получится красивый паж?
Генрих VIII посмотрел на сидящего за столом внизу мальчика.
— Он явно станет самым привлекательным придворным из
— Эй, юный Вестон!
Фрэнсис встал и поклонился.
— Да, Ваша Светлость.
— Ты хотел бы на следующий год прибыть ко двору?
— Конечно, да, — ответил Фрэнсис, и этим вежливым согласием сделал свой первый роковой шаг к гибели.
Но сейчас торжество приближалось к концу, и армия слуг убирала верхние скатерти с обоих больших столов, оставляя нижние скатерти, вышитые шелком и туго накрахмаленные, аж хрустящие под вазами с фруктами, орехами и графинами с бургундским. Настал черед развлечений, и сегодня вечером Жилю предоставлялся огромный шанс. Прошлым вечером — в канун свадьбы — Уилл Сомерс держал аудиторию в восторге своим изумительным балагурством, и Жиль, украдкой слушавший, разумно решил, что в этом ему королевского шута не превзойти. Нет, он сосредоточит внимание на том, в чем Уилл не так силен — пении и акробатических трюках — пусть есть певцы и получше, но во всей Англии всего только несколько столь искусных акробатов, как Жиль из Гилдфорда.
И в этот вечер его голос звучал как никогда чисто и искренне. Запев цыганский любовный романс — он уже прознал о слабости короля к сентиментальному, — он почувствовал прилив вдохновения, почти возвышенности. Это была нежная песня о рыцаре и его прекрасной черноволосой фее леса, и, наблюдая за выражением лица короля, Жиль заметил, что смысл песни имеет для монарха особое значение, хотя и не мог догадаться, какое именно. Откуда ему было знать, что слова песни переносили Генриха в Геверский замок, к его темноволосой фее, Анне Болейн.
Убаюканный словами и звуками лютни, Фрэнсис наконец-то осмелился сделать то, о чем мечтал всю неделю. Под столом он нашел маленькую, как у ребенка, ручку Энн Пиккеринг и пожал ее. И почувствовал, как у него закружилась голова, когда она придвинулась к нему чуть-чуть ближе.
Аккорды песни взмывали под своды Большого зала, и, когда Жиль дошел до последнего куплета, на мгновение показалось, что вся красота происходящего слилась и застыла в единственном драгоценном мгновении. Слушая странные, завораживающие звуки, все молчали, как околдованные. Затем лютня издала последнюю жалобную ноту, и наступила тишина. Колдовство, захватившее всех, рассеялось. Такое более не повторится никогда.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— И сюда, юный Вестон, вам надлежит являться каждое утро узнавать, какие поручения есть для вас у Его Светлости.
Фрэнсис и сэр Гарри Норрис находились в личных апартаментах короля в Гринвичском дворце. Эти комнаты назывались личными покоями короля, и доступ в них был разрешен только персоналу, непосредственно прислуживающему королю. Никому из других придворных не дозволялось даже переступать порог. Фрэнсис изо всех сил старался не показать свое возбуждение. В пятнадцать лет он стал одним из членов личной свиты короля: новым камер-пажом и одним из немногих, удостоенных чести входить в священные пределы покоев Его Светлости.
— Есть шесть камергеров, — неторопливо продолжал Норрис, — сэр Уильям Тейлор, сэр Томас Чейни, сэр Энтони Бран, сэр Джон Рассел, Уильям Карей и я, и только нам разрешено спать в покоях. Но у меня есть и еще один пост — главного эсквайра-телохранителя — а это, как вам известно, означает, что я — единственный человек, которому дозволено входить в спальню Его Светлости. Я нахожусь там в качестве его охранника. Туда вам входить не разрешается, понятно?
— Да, сэр Генри.