Замок серебряной розы

Снегова Анна

– Да, я действительно отправилась танцевать на балу с этим… этим… простите, забыла его фамилию. Рыжим кавалером.

Пятнистую сволочь аж перекосило от моих слов, но он тут же взял себя в руки. Правда, больше не улыбался.

– Мистером Дрейком, полагаю? – густым басом подсказал мне прокурор.

– Точно! Спасибо. С вот этим господином, которого вижу прямо перед собой. Это он, у меня нет ни секунды сомнения. Я бы узнала его из тысячи. Потому что отметены на его физиономии оставлены моими руками.

Вот так тебе, сволочь.

На этот раз скрыть гримасу бешенства

он не успел.

А зал взорвался говором – так, что судье пришлось даже стукнуть молотком.

Воодушевлённая, я продолжила – повысив голос и перекрикивая шум.

– Что касается моей помолвки… моей помолвки с лордом Винтерстоуном… - Я почувствовала, как горит та половина моего лица, которая обращена была в сторону Ричарда. Но я смотрела только вперёд. Мне сейчас надо вдохновенно врать так, чтоб никто ничего не заподозрил. Помолвка, так помолвка. Разбираться, что за луна свалилась Ричарду на голову и что это вообще было, будем потом. Пока что – задача прикрыть его. – То я действительно на глазах у жениха пошла танцевать с другим. Всего лишь танцевать, замечу! Ничего больше одного-единственного танца не планировалось. И на это у меня была ужасно веская причина, ваша честь. Когда я её назову, вы поймёте, что пойти танцевать было жизненно необходимо.

Я сделала театральную паузу. Все притихли, и ждали моих дальнейших слов. А жжение на левой скуле стало просто невыносимо. Кажется, тут в этом зале есть человек, который ждёт больше всех моих дальнейших показаний. И нет, это не судья. И не подсудимый.

– Дело в том, ваша честь, что… я пыталась таким образом заставить своего жениха меня немножко поревновать.

– Что-что?! – даже этот почтенный дядька в парике удивился. И переспросил.

Я очаровательно улыбнулась.

– Видите ли… мой жених, конечно же, любит меня до беспамятства, но крайне скуп на проявление… чувств. А все же знают, что лучший способ вызвать у мужчины чувства – это заставить его поревновать. Вот я и хотела… заставить.

На последнем слове у меня вдруг больно-больно ёкнуло сердце.

Заставить.

Нельзя никого заставить. Нельзя заставить человека полюбить. Если нет искры, из неё не раздуешь пламя. Это всё глупые игры.

Но я продолжала улыбаться и корчить из себя невинную дурочку. Авось прокатит.

И кажется, действительно прокатило.

Не давая больше судье передышки, развивая достигнутый успех, я в красках расписала, с каким удовольствием отправилась танцевать. Как старалась произвести впечатление на своего жениха этим танцем. И мне даже почти не пришлось ничего привирать. А когда мой рассказ дошёл до дальнейших событий… когда я снова вернулась в памяти в тот вечер… мой голос дрожал уже от совершенно искренних эмоций.

И все, кто слушал меня с таким гробовым молчанием, что было слышно, если муха пролетит, кажется прониклись моим рассказом по полной программе. Да что там, меня саму к концу рассказа прямо-таки потряхивало нервной дрожью. Спасало только то, что Ричард незаметно взял за руку и сжал так, что думала – сломает.

Дрейка осудили.

В Уголовном уложении не нашлось

подходящей статьи, и судье пришлось пойти на прецедент.

Его приговорили к стиранию личности. Самому страшному, что только можно было придумать.

Учитывая совокупность доказательств и опасность дара преступника. Учитывая, что в прошлом бывали случаи побегов телепатов из-под стражи. Учитывая, что никто не знал реального потенциала рыжего, да еще и с возрастом способности магов обычно растут… судья посчитал, что такого человека опасно оставлять даже просто под стражей. А королевство не может себе позволить такую роскошь, как приставить к нему на постоянной основе таких ценнейших кадров, как телепатов, в охранение. Магов с подобным даром в Королевстве по пальцам пересчитать, и все они на вес золота.

Дрейк выслушал приговор молча. Отказался даже от последнего слова.

Судья ещё что-то говорил, а Ричард уже потянул меня за руку вон из зала.

Вытащил в прохладный пустынный коридор, в котором гуляли жуткие сквозняки.

Аккуратно прислонил меня к стеночке. Но тут же убрал руки. По-прежнему боится меня скомпрометировать…

– Как ты? – хрипло спросил тихим голосом.

– Я отлично. Лучше всех, - соврала я, отчаянно улыбаясь.

У меня было странное чувство.

Как будто я, отчаянная, прыгнула со скалы вниз. И вот теперь падаю, падаю… и никак не упаду. И крылья не раскрылись тоже.

Он помолчал.

– Прости, что пришлось… - он осёкся и не договорил.

Моя улыбка застыла на лице. Я не перестала улыбаться.

Но вот теперь я, наконец-то, упала.

– Не надо. Ничего не говори. Я всё понимаю. Ты хотел меня защитить. У тебя получилось! И я тебе очень-очень благодарна.

Кажется, Ричард пытался что-то сказать, но я не дала ему и рта раскрыть. Мне нужно было успеть всё договорить и уйти, потому что я уже чувствовала по лютому жжению в груди, что это закончится слезами. А я не хотела, чтоб он видел, как я плачу. Только как улыбаюсь.

– Я потом сама придумаю, что людям сказать! Ну например, что передумала выходить за тебя замуж. Мало ли что в голове у ветреных семнадцатилетних дурочек творится, правда? Меня никто не осудит. А ты будешь свободен. И сможешь найти себе… найти себе… настоящую невесту. Не переживай, я не буду долго висеть на тебе гирей с этой нашей… придуманной помолвкой.

Ричард оставил попытки что-то сказать и просто смотрел на меня. Так, будто пытался вскрыть мне взглядом черепушку и правда узнать, что там творится.

Я поскорее заканчивала свою тираду.

В горле уже пересохло.

После сегодняшнего я долго-долго не захочу даже рта раскрывать, и говорить вообще больше не захочу.

– Спасибо тебе ещё раз, спасибо огромное, что всегда мне так помогаешь! И защищаешь. И бережёшь. Ты… настоящий друг.

Он не спорил.

Он не спорил ни с единым моим словом.

Как же больно. Как же отчаянно, как же непереносимо больно. Ненавижу, когда я права.

Но я продолжала тарахтеть самым убедительным и дружелюбным тоном, на какой только была способна: