Замок темного барона
Шрифт:
— Дружище, русские пьют сырую воду постоянно — для них это совершенно безопасно! Конечно, вам как представителю цивилизованной нации не следует перенимать дурные манеры, — Шеф тщательно приладил к брови молодого коллеги пластырь, повертел голову Пауля, придерживая за подбородок и любуясь хорошо сделанной работой, как скульптор, и протянул Паулю маленькое зеркальце: — Вот и отлично…
— Как вы думаете, герр Кольбах: у меня останется шрам? — с надеждой спросил Пауль. Голова его все еще тупо болела, и отражение предательски расплывалось.
— Бог мой, Пауль! Ну конечно
«Ну вот, всю жизнь не везет со шрамами!» — огорчился офицер Ратт.
— Да она чуть не убила пацана! Вот сука! — герр Деканозов уже был изрядно пьян и запросто мешал немецкий язык с русским, чем крайне раздражал Карла Кольбаха.
— Бьет, значит, любит! Кажется, есть такая русская пословица?
— Ну, знаешь, русская… Русская — пока мужик бабу бьет… — заплетающимся языком внес ясность дипломат.
Пауль вздохнул: даже сейчас, когда бровь еще саднит, он не стал бы колотить Лизу Кротову в отместку, тем более из-за глупой русской пословицы! Наоборот, образ стройной и решительной фройлян Курсант погрузил его в романтическое настроение:
— Фройлян Кротова выглядит как ангел, разве я мог предположить, что она будет драться и обзывать меня макаронником?
— Называть вас макаронником? Абсурд! Выходит за всякие логические рамки, — герр Кольбах потер висок и погрузился в дедукцию.
Здесь следует особо уточнить, что процесс лечения и сопутствующая ему беседа проистекали в охотничьем домике, принадлежащем дедушке Пауля — Клаусу. Еще вчера Пауль предоставил герру Кольбаху ключ от этого укромного местечка — там его талантливый руководитель мог вдали от посторонних глаз и ушей провести оперативную встречу с советским дипломатом Деканозовым. Конечно, Пауль мечтал принять участие в этом серьезном разведывательном мероприятии, но даже предположить не мог, что его мечта сбудется при настолько удручающих обстоятельствах…
Пауль безуспешно пытался прийти в себя после ударов судьбы, сидя на скамейке, когда рядом с кортом, сверкая свежевымытыми стеклами, тормознул роскошный «Майбах», и герр Кольбах преисполнился гуманизма настолько, что подобрал пострадавшего и прихватил с собой на судьбоносную встречу. А затем с максимально возможным комфортом уложил на узкую банкетку в пыльной комнате, которую дедуля
Клаус со свойственной ему склонностью к преувеличениям именовал «охотничьим залом».
Сквозь головную боль и противный розоватый туман, норовивший затянуть глаза, Пауль все же различил пузатое черное авто советского дипломата, вкатившее на полянку у дома, чучело кабаньей головы на стене, картины в рамках и холод поверхности, на которую его уложили… А затем тупо пытался отъединить глухой гул, время от времени нараставший внутри его собственной головы, от звуков внешнего мира: скрипа дверей и половиц, звона посуды и голосов. Шершавые и колючие чужие слова отскакивали от гудящей головы Пауля, как сухие горошины от стены, и оставались за кадром опустевшего сознания…
За кадром говорили по русски…
— Роскошная у тебя машина — шикарно
— Да у вас тоже вроде партмаксимум33 отменили, нет?
Дипломат хохотнул, извлек из-под борта пиджака мало гармонирующую с его вальяжным обликом бутылку водки, как официант в ресторане, продемонстрировал наклейку Кольбаху, лихо откупорил, набулькал в бокалы, больше подходящие для вина, и протянул один из них собеседнику:
— Вот все-то ты про нас знаешь…
— Нет, не все! Не все, а очень хочется! — Кольбах залпом выпил, поставил бокал на стол, коротким решительным движением запихнул советского коллегу в высокое кресло, пристально прищурился и склонился над ним, как стоматолог над пациентом:
— Очень хочется узнать, кто додумался притащить сюда малышку?
— Ну, нарком… — Деканозов вяло попытался отодвинуть Кольбаха и подняться, но после первой же неудачной попытки сменил тактику и только пододвинул поближе недопитый бокал с алкоголем.
— Какой нарком? Когда поступил такой приказ? — Кольбах резким жестом перевернул стул, уселся верхом, сложив руки на резной спинке, и уперся в своего визави инквизиторским взглядом.
— Как какой нарком34? Наш. Он у нас один — нарком… Но только это не приказ был — так… Позвонил, попросил девочку сюда взять с собой… Позавчера самолетом в Берлин ее прислал… Может, тебя порадовать хотел… Ох, и бойкая у тебя деваха…
— Порадовать хотел? Он меня уже порадовал, когда отделы под тебя объединил, — Кольбах недобро ухмыльнулся. — Думаешь, тебе вдвое ума прибавилось? Какая-то сволочь шифры поменяла, кодируют в форме шахматных задач… Я в шахматы вообще играть не умею! Соплю теперь над этими шифрами, как школьник… А у меня работы здесь своей — по горло! Кто меня спросил, нужны мне такие радости?
— Херня получилась, согласен… — Деканозов примирительным жестом протянул сигарету разгневанному собеседнику. — Я в этой упряжке был человек новый, но теперь, конечно, разберемся. Кто виноват, — персонально! — накажем… Ты, главное, не психуй…
— Да с чего ты взял, что я психую? Я оберфюрера получаю на следующей неделе! У Рейхсфюрера тоже на хорошем счету… Какие у меня причины психовать?
Деканозов грустно вздохнул, налил себе, выпил, скривился, вздрогнул, бессильно махнул рукой вместо закуски и расстроено запричитал:
— Вот наплодили званий немцы: оберфюрер… Ну что это за оберфюрер? Дважды полковник, считай! И ни разу не генерал! Ни разу! Это тебе не комбрига получить… Оперу послушал, холуев погонял за грязные штиблеты, тому, другому сигаретку подкурил! И на тебе: оберфюрера он получит… Ну, мать твою, растет человек! Но у нас, знаешь, не Германия: мало лбом бодаться и каблуками щелкать… Мы ночей не спим, с ног сбиваемся! Ты даже на пять секунд представить не можешь, что у нас происходит! Ты, Костик, вообще, кому служишь?