Замок янтарной розы. Книга 2
Шрифт:
Я уже и так на температуре плавления, теперь же начинаю гореть.
– Так вот, чтоб ты знала – мужчина в таком состоянии становится несколько… раздражительным. Поэтому крайне не советую продолжать со мной спорить.
– Просто ты просишь… невозможных вещей… - а теперь ещё и задыхаюсь.
– Ну почему же? – промурлыкал этот несносный Принц куда-то мне в шею. – Не просто возможных. Необходимых! Или ты думаешь, мне просто нравится с тобой играть?
– Была такая мысль. Пока что она только укрепляется, -
– Не-е-ет, Птенчик. Как же мало ты меня ещё знаешь.
Он развернул меня к себе и продолжил, глядя в глаза пристально, изучая выражения моего лица.
– Вот сейчас я буду абсолютно серьёзен. Пойми меня правильно, Птенчик… Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы дать тебе время и не напугать. Но я ведь не каменный, знаешь ли!
Обнимающие меня руки нащупывают застёжки на платье и осторожно, умелыми и возмутительно отработанными движениями принимаются расстёгивать крохотные крючки сбоку лифа. А я стою и не могу пошевелиться, так заворожил меня этот процесс.
– Я хочу, чтобы ты ко мне привыкла. И желательно поскорее. Так что иди и делай, что говорю. К тому же мой ковар-рный план заключается в том, чтобы ты очень сильно захотела… за меня замуж.
Мой Ужасный Принц склоняется и зубами стаскивает бретельку с моего плеча.
– Обещаю отвернуться и не смотреть. Чтоб ты знала, у меня железная выдержка. А ты уж будь добра… переодевайся побыстрее. Не продлевай моих мучений.
И отталкивает меня – полураздетую, растерянную, пылающую – в сторону постели. Полюбовавшись напоследок творением своих рук, уходит к дальней переборке и там с невозмутимым видом отворачивается.
Глава 20. Между нами
Пячусь, придерживая руками норовящее окончательно свалиться платье, до тех пор, пока ноги не наталкиваются на ребро койки. Останавливаюсь и пытаюсь перевести дыхание, унять бешеный стук сердца, успокоить мысли, рассыпавшиеся в разные стороны стайкой перепуганных птиц.
Ужасный Принц стоит, не шелохнувшись. Невольно любуюсь линией плеч, широкой спиной – мне приходится тряхнуть головой, чтоб перестать его рассматривать.
– Эмбер, что ты делаешь?
Я скорее умру, чем признаюсь.
Генрих заводит руки за спину, стискивает левой рукой запястье правой. А она сжата в кулак. Именно этот скупой жест говорит яснее всяких слов, что мне и правда лучше поторопиться.
Выхожу из околдованного оцепенения, отворачиваюсь, бросаю невидящий взгляд на одежду, призывно разложенную на постели. Мысли сейчас не о ней.
Кажется, я начинаю постигать всю глубину коварства его плана.
Он не просто… соблазняет меня – изысканной чувственной пыткой по каждому нерву, каждому дюйму разгорячённой кожи. Он пытается завоевать не моё тело – ведь наверняка знает, так же как и я в глубине души, что ему было бы это совсем не сложно. После парочки таких поцелуев, как той ночью на балконе… вряд ли я могла бы устоять.
Он хочет завоевать моё доверие. Чтобы я пришла к нему сама, как прирученный зверь – приняла его безо всяких условий, безоговорочно, на всю жизнь и таким,
Судорожно вздыхаю, прикрываю на миг глаза.
Итак, доверие. Смогу ли я?
Хотя… учитывая, на какие страшные жертвы идёт ради меня мой пират, фактически на подвиги… Вспоминаю его слова о железной выдержке и почему-то роняю смешок, немного нервный, впрочем.
– Ей ещё и смешно. Мне зато не до смеха. Стою и думаю, почему я такой дурак и кто меня за язык тянул. Можешь быстрее?
– Ты верно говоришь. Сам придумал это безумие. Так что терпи.
Не узнаю свой голос. Таких бархатных, глубоких оттенков я в нём ещё не слышала. Кажется, я сполна приняла условия игры. И что-то в том, как сладко отзывается эта мысль во всём теле, мне подсказывает, что проигравших в таких играх не бывает.
Поднимаю руку и роняю с правого плеча вторую бретельку. На левом до сих пор – едва заметный красный след. Там, где нежную кожу поцарапала щетина. Всё-таки, неаккуратно он мне помогал.
Мои движения до странности тягучи и замедленны. Собственную кожу ощущаю как-то по-новому. И кажется, одной не разобраться в этой головоломке.
Огненным метеором во мне проносится осознание, что наши роли незаметно поменялись. То, что начиналось как наказание меня за строптивость и попытка мягко подчинить… дало власть в мои руки. Эта мысль наполняет трепетом.
– У тебя там случайно не зеркало? Ну, или чайник какой-нибудь начищенный, - не могу удержаться, чтобы не подначить Ужасного Принца. Мне и правда почему-то весело - пьяняще, до щекотки.
– Нет.
Даже ни одной привычной шутки… кажется, железная выдержка моего Принца и впрямь трещит по швам.
Повожу плечами, и платье шелестящим прохладным потоком падает на пол.
Хриплый выдох Генриха через стиснутые зубы.
Переступаю двумя ногами, оставляя на полу облако золотой материи. Остаюсь в одних кружевных панталонах. Инстинктивно прикрываю руками грудь, хотя я к нему спиной, да и волосы до талии плотным покрывалом… Быстрый взгляд через плечо… он стоит, где стоял – неподвижный как изваяние, спина и плечи напряжены.
На секунду обжигает сумасшедшая мысль – наплевать бы на всё, подойти сейчас к нему и обнять. И с головой окунуться в неизведанное и… желанное. Но стыдливость берёт верх, и я снова отворачиваюсь.
Заставляю себя опустить руки.
Тишина между нами натягивается и дрожит, как парус, послушный попутному ветру. С каждым биением сердца, каждой прожитой минутой в этой жаркой и плотной тишине мы становимся друг другу ближе, хотя стоим в разных концах каюты.
Не сразу понимаю, как надеть на себя всю эту непривычную одежду, которую Ужасный Принц мне подарил. Путаюсь в пуговицах, дёргаю, не попадаю, когда старательно заправляю подол рубашки в брюки, которые, как и ожидалось, подходят мне по размеру почти идеально. Даже сердиться нет сил, что он так точно угадал, что у меня под платьем. Уж-жасный, одно слово.