Замок янтарной розы. Книга 2

Снегова Анна

– Да идите уже вместе! Время только зря теряете, - раздражённо прервал их перепалку Генрих и повелительным жестом указал на сад.

Морж коротко кивнул и утащил упирающуюся Ири с террасы. Кажется, поставил её на ноги только где-то за деревьями, когда рассерженные вопли грозила услышать уже вся округа.

Мой жених принялся нарезать круги вокруг меня, напоминая злого кота, хлещущего себя по бокам хвостом. Кажется, ему тоже не терпелось уйти на поиски – но он сдерживал свою порывистую натуру. Охраняет меня? Да ещё Подарок осторожно подкрался и сел у самых моих ног,

делая вид, что просто мимо проходил. С такими двумя защитниками мне ничего не страшно! Хорошие мои…

– Пупсик, сядь, не мельтеши! У бедной Ои уже голова закружилась! – заявила розовокожая, слегка шепелявя.

Я резко развернулась.

– Кто?!

– Трудности перевода! Она не совсем по назначению использует некоторые слова! – поспешно отозвался Ужасный Принц с невинным видом. – У неё «Пупсик» означает что-то вроде «милый друг»! Не подумай ничего дурного.

Я подошла ближе, с не менее невинным видом взяла его под руку и шепнула на ухо:

– Милый «пупсик», намекни ей пожалуйста, что если она продолжит в том же духе, я ей подарю словарь, а в отношении тебя тоже использую что-нибудь не по назначению! Например, вон тот веник в углу выглядит многообещающе.

– В твоих устах, милая, это слово звучит совершенно по-другому! Повторяй почаще, - и улыбчивая зараза, даже не смутившись, поцеловал меня в висок.

Интересно, я когда-нибудь научусь сердиться на него по-настоящему?

Прошло ещё полчаса, в течение которых моя тщательно замаскированная тревога лишь нарастала, и её не могли унять ни шутки Ужасного Принца, ни десятая чашка чаю Ои.

– Идут, - нарочито-небрежно проговорил вдруг Генрих вполголоса, и словно невзначай стал так, чтобы я оказалась за его спиной. Рука моего жениха легла на подвешенный у пояса пиратский кортик.

Через пять минут на пол к моим ногам был брошен Эдвард Винтерстоун. Он стоял на коленях со связанными за спиной руками и был жалок. Светлые волосы растрёпаны, в глазах – бешеная злоба загнанной в угол крысы, на скуле – свежий кровоподтёк.

– Взяли его у антикварной лавки. Как увидел нас, тут же дал дёру. Сразу видно – совесть не чиста. Но я оказалась быстрее – вовремя успела перехватить, пока кое-кто пыхтел позади, как ластоногий, - Ири подула с довольным видом на сбитые костяшки пальцев. Так это она его?!

– Послушай, Высочество, разжалуй ты уже эту нахалку обратно в матросы, а? Сил нет терпеть. Я б ей объяснил, как старших уважать! – Морж припечатал увесистой клешнёй плечо Эдварда, который порывался было встать, а сам бросил гневный взгляд на Ири.

– Послушайте, вы оба! Заткнитесь уже! Будьте так любезны, - и Генрих подошёл к пленнику, возвышаясь над ним грозной тучей. – А ты рассказывай. Я с удовольствием послушаю, какого рожна ты забыл в каюте моей невесты… с острыми предметами.

С этими словами он вынул из ножен кортик и небрежно повертел его в пальцах. Тонкое лезвие взблеснуло на солнце. Лоб Эдварда покрылся испариной.

– Не имеете права!.. – процедил сквозь зубы Эдвард.

– А ты видишь где-то здесь королевскую гвардию

или папочкиных слуг? Кто мне помешает вытрясти из тебя всё… всю подноготную? – хищно осклабился Ужасный Принц, и лезвие замерло в его пальцах. – Знаешь, а ведь я девчонку – и ту простил. В конце концов, ей ведь стало стыдно за себя. Даже у неё обнаружилась совесть – хотя крайне скромная и почти рудиментарная.

– Отлично сказано… - поддакнул Морж и закашлялся, получив увесистый тычок в бок. Для такой хрупкой девушки Ири обладала удивительно тяжёлой рукой.

– А вот в тебе, крыса корабельная, я даже зачатков не наблюдаю. Не скажешь, отчего решил заплатить нам такой чёрной неблагодарностью? За то, что мы тебя подобрали, когда ты никому не был нужен, даже собственной семье? Столько лет делили пищу и топтали одну палубу, терпели твою высокомерную физиономию, от которой даже щи кисли. Хотя под конец уже тошно было. Даже в королевском дворце я не видал столько презрения к окружающим и веры в собственную исключительность! А тебе не приходило в твою пустую голову, что самомнение – прекрасная штука, но только если оно на чём-то основано?

Вот последний тезис прозвучал очень самокритично, как будто Ужасный Принц его вывел из собственного опыта. Но я решила не говорить об этом Генриху, чтобы не сбивать чудесный патетический накал его речи. Честно говоря, сомневалась, что Эдварда это расколет, но попытаться определённо стоило.

Винтерстоун отвечать не торопился. Подниматься с колен тоже. Обводил окружающих взглядом исподлобья и молчал. Особенно его поразила, кажется, Оя – на ней он даже вздрогнул. Она в ответ широко улыбнулась. Похоже, слишком широко, потому что он сглотнул и больше в ту сторону вовсе не поворачивался. Вообще, кажется, ушёл в глухую оборону и усиленно делал вид, что самое любопытное для него сейчас – это окрашенные коричневой краской грубые доски пола.

Плотный полог молчания окутал террасу – настороженного, выжидающего, неприятного. Никому не понравится видеть унижение человека, которого считал если не другом, то приятелем. Понимать, как хрупка внешняя оболочка благополучия, которая нас окружает. Шелуха светского общения и цивилизованности, под которой, лишь тронь – неконтролируемые страсти, животные инстинкты, а то и неприкрытая готовность перегрызть глотку ближнему своему, если это повлечёт малейшую выгоду.

– Эдвард, зачем? Ты ведь не хотел забирать себе лиса. Красть семечко Замка янтарной розы. Ты хотел его уничтожить, верно? Так зачем? – мягко спросила я.

Бесполезно, хозяйка. Я сам спрошу. Мне тоже интересно.

Пытаясь вывести на чистую воду преступника, мы совершенно забыли о жертве.

Я резко обернулась… вернее, мне показалось, что резко. Движения мои стали тягучими, замедленными. Вокруг всё потемнело, как перед грозой. Тишина стала густой, осязаемой, простреливала по коже янтарными искрами мириадов молний. Фигуры людей – будто начерчены чёрной тушью на плотной серой бумаге.

Лис стремительно увеличивается в размерах.