Замри и прыгни

Нечаева Наталья Георгиевна

Женщины звонко столкнули растопыренные ладони, ободряя друг друга обязательной и скорой победой.

— Зоя Романовна, Маргарита Сергеевна, — заглянула в кабинет секретарь, — вы не забыли о договорах? Сегодня — последний срок пролонгации. Или не продляем?

— Спасибо, Верочка, — откликнулась Рита. — Все под контролем, не волнуйся. Мы сами этим займемся. А что там у нас с новыми заявками?

— Просто обвал какой-то! — пожаловалась секретарь. — Только сегодня — два финансовых директора, пять главбухов, два директора по персоналу, о менеджерах среднего звена я уж и не говорю. Девчонки зашиваются. Уже двенадцать собеседований провели. Я сегодня неделю расписывала, так буквально по полчаса. Постараемся,

чтобы вам минимум остался. Уже только те, кто по всем параметрам подходит.

— Верочка, давай-ка, милая, вычеркивай все наши встречи и собеседования. Мы сможем через две недели, не раньше.

— Как? — оторопела помощница. — Вообще все?

— Именно, — кивнула Зоя. — Не будем спешить. Тем более что сейчас у нас — немцы. А потом еще одно важное дело.

— Но…

— Верочка, — вступила в разговор Маргарита, — не переживай. Все нормально. Сама подумай: если фирме позарез нужен главбух, а мы его находим в один день, что о нас подумают? Два варианта: или главбухов пруд пруди, и нам не пришлось прикладывать никаких усилий, или подсовываем первого попавшегося. Так? А если мы тщательно подбираем, исходя из всех означенных параметров, если просматриваем кучу кандидатур, чтобы выбрать одну, искомую, то что?

— Что? — округлила глаза Верочка.

— А то. Значит, мы подходим к вопросу чрезвычайно серьезно, и предложенный нами кадр — лучший.

— Ну, Маргарита Сергеевна… — восхищенно качнула головой помощница. — Ну вы даете…

— Все поняла?

— Все! — тряхнула головой секретарь, пятясь спиной к двери.

— Слушай, Зойчик, — Рита уставилась в близкое окно, — а ведь жалко будет со всем этим расставаться… — Она обвела рукой уютный кабинет с бежевыми стенами и светлой, с едва проглядывающим оливковым оттенком мебелью. — Я, честно говоря, не ожидала, что так ко всему этому привяжусь.

— Ничего удивительного, — грустно улыбнулась Зоя. — Это же наш ребенок. Сами зачали, сами родили, сами выкормили. В свет выпустили. Ничего такой малыш получился. Справный.

— Акселерат, — хмыкнула Рита. — Из тех, что пить, курить и говорить начинают одновременно. Знаешь, я думаю, нам потом все это еще долго сниться будет…

— Не самый плохой сон, — улыбнулась Зоя.

* * *

Ей снилась вода. Много воды. Целый водопад. Или большая бурная река. Поток, переполнявший берега, был светло-голубой, весь в лучистых ломких пузырьках, как минералка внутри пластиковой бутылки. Зоя подгребала ладонями синие волны прямо к себе, но они, доходя до губ, раздваивались и утекали двумя ручейками мимо лица, создавая где-то в районе ушей непонятные теплые завихрения, от которых становилось жарко вискам и мокро за мочками. Зоя начинала все сначала. Наклоняла к себе тяжелую холодную бутылку, засасывала ребристое горлышко внутрь, чтобы ни одна капля не проскочила мимо. Вода послушно лилась на язык, проходила в гортань, но пузырьков в бутылке было гораздо больше, чем самой воды. И они, расщелкиваясь меж губ, создавали во рту воздушный коридор. Таким образом, влага уходила внутрь тела, которое уже сильно, как резиновая грелка, раздулось от ее обилия, а во рту оставалось так же наждачно сухо.

Язык, на котором эти пузырьки лопались, как мячики, выталкивая из себя горячий воздух, устал, распух и едва помещался меж щек. Зоя превосходно понимала, что если горячие шары во рту не прекратят лопаться, то скоро от них треснет голова, потому что теперь весь поток воздуха уходил по горлу вверх, к самому мозгу, распяв его внутри черепа до немыслимых размеров. Мозгу было тесно, очень больно, и он просто рвался вывалиться наружу. Еще несколько секунд такой пытки, и голова хрястнет, как перегретый горшок. И расколется на тысячу мелких частей. Мозги разлетятся в разные стороны,

распухший, превратившийся в тяжелый рашпиль язык встанет колом в горле, окончательно перекрыв доступ воздуха. И тогда она умрет. И эта мука кончится. Значит, чтобы не мучиться и не умереть, надо все же напиться. Поймать эту странную ускользающую речку и окунуться в нее с головой. Или все-таки заставить воду из бутылки литься на язык, а не мимо.

Не умея разлепить каменные веки, Зоя зашарила руками вокруг, отыскивая на ощупь прохладный поток. Одна кисть ухнула в пустоту, да там и повисла, потому что сил вернуть ее обратно не оказалось вовсе. Вторая же уткнулась во что-то горячее и живое. Неужели так загустела и нагрелась вода? — подумала Зоя, пытаясь все же открыть глаза и скосить их в сторону.

После нескольких полуобморочных попыток, сопровождающихся дикой болью в голове и тошнотворными спазмами в желудке, это получилось. Мельтешение в глазах унялось, и взгляд удалось установить более-менее прямо.

Рядом, глухо постанывая и хватая воздух пересохшими губами, лежала женщина. Смутно знакомая, с бледными до синевы щеками, черными струпьями губ и спутанными черными же волосами.

Под потолком горела допотопная трехрожковая люстра. Вокруг наличествовали голые стены в старинных дешевых обоях. Против дивана, на котором они лежали, темнело большое окно, припорошенное снежинками тюлевой занавески.

Господи, что со мной? — Зою прошиб ледяной ужас. — Уже ночь, вон как за окном темно. А я вместо того, чтобы готовить Вовусику котлеты, валяюсь на каком-то странном диване, неизвестно где… Я заболела? Значит, это больница? Почему мы лежим на одной постели вдвоем? Кто это? Что я скажу Володе? Он же с ума сойдет!

Брюнетка рядом жалобно застонала и шепотом попросила:

— Пить…

Зоя мотнула головой, пытаясь разлепить губы, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но тут в черепе густо разорвалась сигнальная ракета, протаранив миллионом острющих осколков измученные жаждой мозги. Боль была настолько сильной и жаркой, что Зоя громко вскрикнула.

— А? Что? — встрепенулась соседка, поднимая голову, и тут же, громко застонав, откинулась навзничь.

Через минуту обе женщины, превозмогая боль, приподняли головы, помогая себе руками. Подперли их ладонями, чтобы сохранить хотя бы временное подобие вертикальности, и с изумленным страхом уставились друг на друга.

Осознание ситуации накрыло их практически одновременно.

— Зоя…

— Рита…

— Тебе плохо?

— Очень, а тебе?

— Вода, у нас есть вода?

— Есть, — Зоя указала на трехлитровую банку.

Рита сползла с дивана на палас, притянула к себе мутное стекло, чуть наклонила и, обливаясь, стала жадно пить.

Зоя некоторое время с завистью смотрела на подругу. Наконец, не выдержала:

— Дай мне!

— Пей! — отдуваясь, откинулась спиной к дивану Рита.

Зоя припала к банке и, не чувствуя вкуса, большими твердыми кусками стала заглатывать содержимое баллона.

Она уже почти напилась, и вода стала уже почти похожа на воду, по крайней мере, перестала царапать нёбо, как Рита вдруг болезненно скрючилась, вскрикнула и, едва успев встать, зажав рот ладонью, согнувшись, поковыляла из комнаты. Через секунду со стороны туалета донеслись характерные звуки и громкие стоны.

Зоя только успела пожалеть подругу, как невиданной силы спазм поднялся от самых пяток, скрутив внутренности в тугую веревку, в голове глухо и горячо забухало, словно кто-то изнутри бил по затылку молотком, воздух выскочил наружу сразу через рот и нос. Причем вместе с только что выпитой водой.