Замурованная. 24 года в аду
Шрифт:
«Я не мог поверить, что мать серьезно больной девушки девятнадцати лет может попросту бросить ее и исчезнуть, – сказал он. – По стилю записки, которую она оставил, было ясно, что мама серьезно беспокоится о своей девочке». Он просто понял, что что-то неладно.
Керстин становилось все хуже, ее организм угасал. Она страдала от множественных недостаточностей, ее посадили на диализ и подключили к аппарату искусственного дыхания. Беспокойство доктора Райнера росло, и он обратился за помощью к специалистам из столицы. Но и они оказались озадачены. Чтобы вытащить девушку, им требовалась дополнительная информация, которая помогла бы поставить диагноз. Пациентка была без сознания, и они не могли спросить о том, что их
И доктор Райтер последовал своей интуиции. Наткнувшись на преграду в виде Фрицля, он прибег к помощи отдела больницы по связям с общественностью, чтобы развернуть громкую кампанию, призывая мать Керстин откликнуться с «медицинскими сведениями жизненной важности» и помочь своей тяжелобольной девочке. «Я был уверен только в одном: мать была единственным человеком, на чью помощь можно было рассчитывать, – говорил он. – Я снова связался с дедушкой и передал ему, что нам просто необходимо переговорить с ее мамой. Я не сомневался, что у нее мы могли узнать то, что стало бы разгадкой этой загадочной болезни. Я не понимал, почему он делает это с такой неохотой, но он все же согласился».
Доктор Райтер обратился в пресс-центр больницы с просьбой сделать заявление в местные СМИ и даже попросил Фрицля дать им фотографию Элизабет, сделанную до ее исчезновения. Райтер так переживал за состояние Керстин, что даже добавил номер собственного мобильного телефона в конце пресс-релиза, чтобы кто угодно с любыми сведениями всегда мог с ним связаться.
Несмотря на просьбу Фрицля не делать этого, доктор Райтер снова связался с полицией, которая взялась исполнить свой долг. «Человек, который называл себя дедушкой девушки, сказал, что это уже четвертый раз, когда его пропавшая дочь оставляет ему своих детей, – говорил Польцер, который взялся за расследование дела. – Мы сказали себе, что, в конце концов, найти эту женщину не невозможно. И это работа не врачей, это работа полиции».
Дело Элизабет Фрицль, которая по-прежнему числилась без вести пропавшей, было снова открыто. На этот раз полиция бросила все силы на расследование. Они хотели найти мать Керстин не только для того, чтобы помочь доктору Райтеру поставить диагноз и вылечить больного подростка, но и просто для того, чтобы найти ее и расспросить о том, что по их версии могло оказаться случаем преступно жестокого обращения с ребенком.
Отвечая на вопросы, Фрицль сухо пересказывал старую байку о бегстве Элизабет в религиозную секту. Затем он выложил перед ними свой классический козырь. Очередное письмо от его якобы давно потерянной дочери, в котором она писала, что находится в секте. В письме, датированном январем 2008 года, она призналась, что у нее есть еще дети. Она писала, что в сентябре сильно заболел ее сынишка Феликс. Он мучился эпилептическими припадками и симптомами паралича, но уже поправился. В письме сообщалось, что у Керстин также были проблемы со здоровьем, в том числе боли в груди и, видимо, нарушение кровообращения. Но, сообщалось далее, сама Элизабет, Керстин, Феликс и еще один ее сын, Стефан, скоро будут дома – может, они даже успеют отпраздновать дома дни рождения Лизы и Керстин.
Полиция увидела в этом ложный маневр. Если такая несостоятельная, как считается, мать имеет под своей опекой столько детей, нужно найти ее как можно быстрее. Фрицлю же показалось, что испытанная временем ложь сыграла и на этот раз. На
На письме стояла марка города Кематен-на-Кремсе в тридцати милях от Амштеттена. Судя по маркам на письмах Элизабет, ее странствующая община никогда не удалялась слишком далеко от дома Фрицля. Сыщики отправились в Кематен. Естественно, ни один из опрошенных местных докторов ничего не помнил о девушке по имени Керстин. Никто никогда не встречал никого, подходящего под приблизительное описание Керстин. Никаких указаний на то, что Элизабет Фрицль хоть раз появлялась в этом городе, и никаких сведений о ее таинственной секте. Полиция была совершенно сбита с толку. А была ли секта?
Утром понедельника 21 апреля в офисе доктора Манфреда Вольфарта раздался телефонный звонок. Офицер полиции интересовался религиозными культами в епархии церкви Св. Польтена. Вольфарта попросили немедленно явиться в главное управление полиции Амштеттена.
Когда он пришел, ему показали записку, которая, по словам Фрицля, была при Керстин, вместе с письмом, которое, по его же словам, он получил от Элизабет в январе. Они были написаны на синей бумаге для писем. Вольфарта спросили, можно хоть как-то догадаться по письмам, к какой секте могла принадлежать женщина, писавшая их, и где предположительно ее можно искать. Может, выбор слов, их порядок в предложении натолкнут его на догадки о каком-то известном ему культе?
Вольфарт изучил письма. Он заметил, что они были написаны очень неторопливо, почти каллиграфическим почерком. Они были продуманны и составлены почти в официально-деловой манере, не похожей на обычный небрежный стиль, в котором принято писать письма родственникам и друзьям. Также от него не скрылось, что слова были скомпонованы в «нарочито гладкие, выверенные и не особенно искренние» фразы. Он пришел к выводу, что письма были продиктованы. Никаких намеков на секту он не увидел. Тем более никаких указаний на то, что она могла разместиться в этой или любой другой епархии Нижней Австрии. А ведь эта экспертиза могла быть проведена 24 года тому назад, обратись к нему полиция еще тогда.
Доктор Райтер появился в выпуске новостей на ОРФ, австрийском канале общественного телевидения.
– Чего вы надеетесь добиться нашим интервью? – спросил диктор.
– Я хочу, чтобы мать вышла на связь с нами, – отвечал Райтер. – Разговор будет строго конфиденциален. И может, мы продвинемся вперед в постановке верного диагноза и лечении Керстин.
Он опасался, что мать Керстин может побояться откликнуться, если будет знать об участии полиции в этом деле, – поэтому и упомянул о «строгой конфиденциальности».
Выступление вызвало реакцию. Журналисты хлынули в дом Фрицля, рассчитывая на его сотрудничество в поиске его дочери, и были удивлены, получив от ворот поворот. Репортеры, постучавшие в двери его дома, были ошеломлены раздражительностью, с которой пенсионер-электрик реагировал на их вопросы. Он просто взбесился, когда они упомянули попытку доктора Райтера выйти на след его дочери.
«Я был поражен, – вспоминал один журналист. – Я ожидал увидеть заботливого отца, а он сказал мне убираться. Он кричал, угрожал и был просто в ярости. Он сказал, что не хотел этого обращения вовсе, но „этот чертов доктор“ заставил его сделать это».
Фрицль был испуган. Годами его тайна была заперта в четырех стенах подвала. Последнее, чего ему хотелось, – это чтобы свора назойливых журналистов совала нос в его дела.
Попытки обнаружить Элизабет Фрицль не прекращались. Доктор Райтер организовал телевизионную кампанию с прямым обращением к матери Керстин, в котором он просил ее связаться с ним, в то время как полицейские направились в Вену, чтобы прочесать архивы в попытке обнаружить ее местонахождение. В век компьютеризированной бюрократии у человека нет практически никаких шансов исчезнуть совсем.