Замурованный труп
Шрифт:
С самого начала платежи вносились нерегулярно, с опозданием в неделю, а то и в семнадцать дней. Четвертый и пятый платежи за «тандерберд» выпуска 1972 года были задержаны. Оклендское отделение ДКК сразу же оказалось в затруднительном положении, ибо Гриффин съехал с квартиры по адресу 3877, бульвар Кастро-Вэлли, Кастро-Вэлли, еще за месяц до того, как, покупая машину, сообщил этот адрес банку.
Дело было немедленно переслано в контору в Сан-Франциско, дабы немедленно изъять автомобиль, воспользовавшись служебным адресом клиента.
Но Гриффин уже
Были приняты все возможные меры, чтобы разыскать и изъять автомобиль.
Безрезультатно. Совершенно безрезультатно. Это был тупик. Глухая стена. Гриффин как в воду канул.
Девятнадцатого апреля клиент оплатил расходы ДКК, и дело было переведено в разряд переходящих. Восьмого мая, после рутинного просмотра дел, Хеслипу поручили выяснить у его бывших нанимателей, выслали ли они в конце января вторичное предупреждение, если да, то по какому адресу и не вернулось ли оно.
Это было в понедельник. Во вторник, еще до того, как Барт успел отчитаться по этому делу, ему проломили череп. В тот день, после полудня, он мимоходом сказал Гизелле: «Оказалось, что этот субчик из Ист-Бея — растратчик».
И вот он, Ларри Баллард, в гараже «Джей. Ар. Эс». Сегодня четверг.
— Вы хотели меня видеть?
— Да. — Он встал и протянул руку. — Ларри Баллард из агентства «Дэниел Кёрни и компаньоны».
— Род Элькин. — Мужчина пожал протянутую ему руку. Элькин был высоким, худощавым, довольно красивым человеком с резкими чертами лица и крупным носом, густыми черными вьющимися волосами и баками. На лице его застыла привычная кислая мина. Одет он был в свободные плисовые штаны, перехваченные широким кожаным ремнем.
— Агентство «Дэниел Кёрни и компаньоны»? — Он нахмурился. — Но ведь один из ваших людей совсем недавно заходил сюда.
— Во вторник? — быстро спросил Баллард.
— С ним говорил не я — Лео. — Он плюхнулся в видавшее виды вращающееся кресло и положил ноги на край стола, приняв, по-видимому, свою излюбленную позу.
Баллард снова сел:
— Вы не знаете, о чем они говорили?
Элькин продолжал хмуриться.
— Кажется, о вторичном предупреждении Гриффину, — задумчиво кивнув, произнес он. — Да, да. Он хотел знать, посылали ли мы его. Да, посылали.
— И оно вернулось?
— Я его, во всяком случае, не видел. Но...
— Конечно же, эта чертова бумага вернулась! — пробасил кто-то в дверях.
Войдя в кабинет, плотный лысый человек в белой одежде парковщика осуждающим взглядом уставился на Балларда. Зазвонил телефон, Элькин, скорчив еще более кислую, чем обычно мину, сказал:
— "Джей. Ар. Эс". Род слушает. — Он помахал рукой плотному агрессивно настроенному человеку и сказал Балларду: — Это Лео Бузильони, единственный, кто говорил с вашим представителем. — Он переложил трубку в левую руку и стал что-то записывать на обратной стороне конверта.
— Вы из того же агентства, что и тот черный парень? — сердито спросил Бузильони. Он говорил, двигался, реагировал на все с быстротой человека, находящегося в хорошей форме, более молодого, чем
— Да. Вы показывали ему предупреждение?
— Он здорово заволновался. Новый адрес отличался от того, что значился в ваших документах, — сказал Бузильони.
И Баллард тоже почувствовал сильное волнение. Лысый выдвинул ящик стола, порылся.
— Проклятье! — взорвался он через тридцать секунд. — Не могу найти эту чертову... Я помню, там упоминался Конкорд. — Он поднял глаза. — Должно быть, Гриффин переехал туда прошлой осенью, после смерти матери. Почта переслала предупреждение из Конкорда в Кастро-Вэлли, а оттуда его отправили обратно к нам. Так мы узнали, что он переехал.
— Вы не помните названия улицы? — внутренне напрягшись, спросил Баллард.
— Калифорния-стрит. — Бузильони прижмурил глаза и вновь их открыл. — Да. Дом номер 1830. — Добавив, что на место Гриффина — он работал кассиром — назначен Элькин, лысый торопливо вышел.
— Значит, вы, ребята, хотите изъять у него «тандерберд»? — Баллард подтвердил, и Элькин покачал головой. — Почему-то эти пожилые ворюги предпочитают марку «тандерберд». До того, как у него умерла мать, он ездил на «фольксвагене».
— Почему, как вы думаете, наш агент пришел к выводу, что Гриффин делал ложные записи в книгах?
— Понятия не имею. А что он сам-то по этому поводу говорит?
— Ничего не говорит. Позавчерашней ночью он свалился на изъятой машине с обрыва в Твин-Пикс.
Элькин резко встал:
— Я хочу вам кое-что показать.
Они прошли по короткому коридору к прочной металлической двери, которая была закрыта, но не заперта. В этой комнатушке стояло лишь потрепанное вращающееся кресло и стол, удлиненный при помощи положенной на него деревянной двери. Окон здесь не было, только большой вентилятор под потолком. В пестром нагромождении на столе можно было разглядеть калькулятор, стопку банковских мешков для денег, небрежно сваленные груды квитанций и какую-то приземистую машину из серого металла с большим углублением наверху, скошенную под углом, словно гигантский телефонный диск. К ней была приделана металлическая корзина с горловиной. Внизу машины располагались пять хромированных ящичков.
— Счетчик монет, — сказал Элькин. — Распределяет их по ящичкам в зависимости от размера: пятьдесят центов, двадцать пять центов, десять центов, никелевые пятицентовики и пенни. Кроме того, машина подбивает общий итог, который вы можете узнать всегда, когда пожелаете.
— Здесь-то и работал Гриффин?
— Да. Он всегда был один. Запирался изнутри. — Элькин оперся о стол, скрестив на груди руки. — В его задачу входило подбивать итог всех наличных поступлений. Каждое утро он забирал деньги из гаражей, сверял выручку с кассовыми книгами, подсчитывал монеты, скопившиеся в парковочных автоматах, подытоживал платежи по кредитным карточкам, готовил разменную монету для всех стоянок и деньги для перевозки на бронированном автомобиле в банк.